Домой Васильич пришел за полночь, старуха с дочерью о чем-то шушукались на кухне, внучка спала. Вася строгал удочку.
— Ты чего это, — буркнул Васильич, — на рыбалку, что ли, собрался?
— Да, утром Витька за мной зайдет…
— Никуда! Дома сиди…
Васильич силился еще что-то сказать, но упал на кровать и захрапел. Ему снилось, что матка-змея приползла к порогу и просит выдать ей внука. Васильич мотает головой, а она снова повторяет просьбу, тогда Васильич берет вилы и идет на нее. Тут со всех сторон сползаются гады и окружают их дом.
Дед просыпается в холодном поту и просит пить.
— Сейчас, сейчас, — суетится жена.
— А Вася где?
— С Витькой Мокровым на рыбалку ушел еще с утра. Сейчас должен вернуться.
— Ах он… — тут Васильич высказал, что думает о внуке, в самом непристойном виде, заодно и жене досталось, что, дура, отпустила ребенка в такой день, а на законное возражение, что Вася не ребенок, ему уже семнадцатый год, услышала, как обычно:
— Да пошла ты…
По правде сказать, дед свою старуху любил. Берег ее. Из-за этой любви у нее трудовой стаж был мизерный, она все больше по хозяйству крутилась, соседки завидовали. Дед вообще с недоверием относился к женским профессиям, признавая за дражайшей половиной лишь право на домоводство. Жене стаж сделал по блату, но, видимо, перестарался, как обычно, и в итоге супруга ни с сего ни с того стала зваться ветераном труда.
Васильич места себе не находил, дело шло к полудню, а внука все еще дома не было.
Ко всему добавилась законная головная боль — после вчерашнего. Что хуже всего, дочь его страхов не разделяла, сказала, мол, не время сейчас жить предрассудками. Дед грубо оборвал ее и послал в привычное место. Та не заметила, дед тоже.
— Хоть бы дождь пошел, что ли, чтобы этот паразит домой вернулся…
Дед глянул на небо: ни облачка. Поджав нижнюю губу, он долго смотрел вдаль, потом решил зайти в дроварню, вздремнуть. Через аккуратно вырезанный фигурный проем Васильич смотрел на небо и вспоминал, как когда-то в молодости его родная сестра Соня пошла в лес за грибами, там что-то ее укусило, она не придала этому значения и пошла вечером на танцы. А утром… а утром ее уже в живых не было. Собаки выли до холода в костях, старухи шептались, что, мол, порчу навели. Дед смачно сплюнул, вышел на улицу — внук еще не вернулся. Новый поток брани предназначался всем: старухе, дочери, зятю, маленькой внучке, правда последняя не осталась в долгу. Дашенька поморщилась и сказала кукле:
— Смотри, Яночка, какой плохой у нас дед, он все ругается и ругается. Баба Таня говорила, что плохие слова — это речевая гниль. И она будет изнутри деда червячком подтачивать. Поэтому у деда и болят ноги.