Ромасюсик в трубке хрюкнул.
– А те двое придут? – спросил он, объединяя Чимоданова и Мошкина в одно обидно-собирательное понятие.
Чимоданов кивнул. Другой из «тех двоих» от прямого ответа уклонился.
– Он тоже идет. Идешь же, да?! – решительно произнесла Ната, вцепившись ему в рукав.
Одна из самых больших проблем Евгеши состояла в том, что из-за своей патологической мягкости он совершенно неспособен был сказать «нет». Равно как и «да». Но «да» в большинстве случаев оказывалось менее важным словом, и Мошкина просто волокли за собой.
– Он не идет! – сказала Даф.
– Нет, идет! – повысила голос Ната.
Лицо у Евгеши стало страдальческим. Он не знал, что ему делать и как поступить, чтобы никому не отказать. Такие ситуации складывались у него регулярно. Из-за своей бесхребетности Евгеша поневоле давал всем кучу обещаний, которые часто взаимно исключали друг друга. Нельзя же одновременно быть и не быть, сделать и не сделать.
Боясь кого-либо обидеть, Мошкин шел у всех на поводу, страдал, мялся, и получалось в тысячу раз хуже и больнее для него и для других, чем если бы «нет» прозвучало сразу.
Даф поняла, что спор может продолжаться бесконечно. Ната готова орать одно и то же до пены у рта – это проверено.
– Пусть он решает сам! Он мужчина! – сказала Дафна Вихровой.
Ната хмыкнула и с презрением посмотрела на Мошкина.
– Ну фиг с тобой! Решай, мущина ты наша! – разрешила она.
Оглядываясь то на Даф, то на Нату, Мошкин закудахтал, как Курочка Ряба, и вместо золотых яиц понес какую-то ахинею. Все же заметно было, что он больше склоняется к тому, чтобы посмотреть на новую резиденцию.
– А ты-то там зачем? – спросила у него Дафна.
– Ну я это… одним глазком, – принялся оправдываться Мошкин.
Даф уступила. Про себя же подумала, что в том-то и проблема, что на мрак нельзя взглянуть «одним глазком», как и с крыши многоэтажки нельзя упасть слегка. Вот и сейчас, выдернутые на время из цепких лапок мрака, бывшие наемные сотрудники вновь устремлялись к нему, как оса, которую только что заботливо выудили чайной ложкой из варенья, опять, жужжа, в него влетает.
Ната и Чимоданов ушли сразу. Евгеша потоптался с минуту, посмотрел на Дафну виноватыми щенячьими глазками и тоже слинял в мутную неизвестность.
– Чего ты в него вцепилась? Ну хочет идти и пусть идет! – только теперь удивился Меф.
Пока Ната и Дафна спорили, он благоразумно не вмешивался, чтобы не оказаться в положении человека, из любопытства всунувшего голову в закрывающиеся двери метро.
– Жалко его. Все кому не лень из него веревки вьют, – сказала Даф.