«Интересно доводить того, кто доводится. Если же не обращать внимания, то глупым клоуном оказывается не тот, кто внутри, а тот, кто снаружи», – прикинула Вихрова и отложила месть Ромасюсику до того времени, как он на ней женится и они вместе создадут здоровую ячейку общества.
Обнаружив перевернутое ведро, Ната хотела сесть на него, но из темноты высунулась пухлая рука и цепко схватила ее за ногу. Вихрова наугад пнула кого-то и, повиснув на шторе, сорвала ее.
Солнце хлынуло в комнату косыми струями. Кто-то завизжал. Спасаясь от света и заслоняясь руками, от окна пятился пухлый кривоногий полумладенец с лицом дряхлого старца, глазами навыкате и бульдожьими красными мешками под ними. Однако самым омерзительным во внешности полумладенца были даже не эти мешки, а тонкая длинная борода, похожая на присосавшуюся к подбородку пиявку.
Там, где на кожу уродца падали лучи, вздувались белые водянистые пузыри. С шеи на длинной цепочке свисал дарх, болтаясь гораздо ниже пупа.
– Убери солнце, гадина! – сипел карлик.
Ната, опомнившись, вскарабкалась на подоконник и кое-как вернула штору на место. Жуткое существо перестало пятиться и размахивать руками. Теперь оно сидело на полу и шипело, осыпая Нату скверными словами.
– Вы Зигги Пуфс? – спросила Вихрова.
– Ну, я! Дальше что? – раздраженно спросил полумладенец. Голос у него был скрипучий, но с внезапными остренькими нотками и картавой невнятицей, переходящей в легкое звяканье.
Ощущение складывалось такое, будто Пуфс непрерывно сосал леденцы от кашля и они стучали о передние зубы. Через каждые два-три слова он делал стариковское движение, подбирающее слюну.
– Кто эта тетя? Мозно ее не убивать прямо сисяс? – спросил кто-то совсем в другой стороне.
Услышав шорох, Ната повернула голову и не завизжала только потому, что у нее не хватило воздуха.
В шаге от нее стоял огромный, метров двух с половиной, детина. Заросший жесткой шерстью, с жилистыми руками до колен, чудовищными плечами и выразительными надбровными дугами.
Ната спешно выдала лицом защитную волну, надеясь влюбить в себя это существо прежде, чем оно сломает ей шею. Детина влюбляться не стал, но дружелюбно осклабился.
– Тетя, а посему ты кивяися? – спросил он.
– Ты кто? – спросила она жалобно.
– Я Зигя Пуф! – капая слюной, представился громила.
На Нату он смотрел с недоверием, как ребенок, увидевший незнакомого человека.
– Кто-кто?
– Зигя Пуф! – повторил громила и, осмелев, добавил: – У тебя се-нить шладкое есть?
Вихрова тупо уставилась на карлика.
– Он говорит, что Зигги Пуфс – он! И вы собираетесь это так оставить? – сказала Ната, по привычке раздувая ссору всюду, где была хотя бы малейшая искра.