– И не отменен?
– Никак нет, вашество!
Прасковья нетерпеливо мотнула головой. Указы Кводнона были ей малоинтересны.
– Слушай меня, мефообразное, и запоминай! Мы с тобой отправимся к общежитию, где живет светлая, и ты меня поцелуешь, чтобы видно было из ее окна! Старайся поменьше дышать мылом!.. После этого ты повернешься и быстро уйдешь. Чем меньше Даф будет тебя разглядывать, тем лучше. Запомнил?
– Я вас поцеловало и скоренько ушло! – повторил Хнык, кокетливо облизывая губы синеватым языком. Порой, забываясь, он сбивался на средний род как наиболее естественный для суккубов.
– Вот и молодец! – кивнула Прасковья, сгребая в руку его одежду и нетерпеливо дергая. – Тогда топай! Ну!
Ждать она не любила и не умела. Все ее желания должны были исполняться мгновенно. Во всей Прасковье не отыскалось бы терпения, чтобы выстоять очередь в два человека.
Пытаясь разлучить Мефа и Дафну, Прашечка не задумывалась, что делает что-то дурное, как львица не задумывается, что антилопе, которой она перегрызает горло, это может по каким-то причинам не нравиться. Злодейство Прасковьи было такого же простого и инфантильного свойства: «Если тебе что-то надо – отбери!»
Логика света, по которой, чтобы получить любовь, надо свою отдать, причем отдать так, чтобы неважно было, вернут ее назад или нет, являлась для Праши мутной и непонятной. Как можно что-то отдать, когда ты привык только отнимать?
– По-твоему, такие люди и любить по-настоящему не могут? Только испытывать страсти? – спросил как-то Корнелий у Эссиорха, когда речь у них зашла о новой наследнице мрака.
Хранитель усомнился даже и в этом.
– Даже страсти не всегда и не у всех. У некоторых голое приобретательство. «Моя любимая машинка», «мои любимые домашние брючки», «моя любимая книга», «моя любимая музыка», «мой любимый муж» – все вроде как «любимое», но все в общем ряду, через запятую. «Любимый» запросто можно заменить на «собственный» безо всякой потери смысла, – сказал он.
Хнык сделал шага два и остановился. Прасковья, тянущая его за майку, нетерпеливо обернулась.
– Тебя что, парализовало? Топай!
– Не надо никуда идти. Дафны там нету, – робко пискнул Хнык.
– То есть? – не поняла Прасковья.
– Уехамши они. И Мефодий Игоревич с ними-с, – дрожа, признался суккуб.
– Мефа нет??? Куда уехал? Что ты несешь?
– Я слышало: светлых в городе нет, – забормотал суккуб, тоскливо щурясь и сожалея, что не родился немым. – Вчера вечером они были на Казанском вокзале! Наши туда не совались. Там всюду были златокрылые и многих шлепнули. Ай, я не виновато! Я думало, вы знаете, нюня моя!