Через два дня, после без последствий уничтоженного легкого завтрака, он рискнул спуститься в столовую, снова облачившись в официальный европейский костюм девятнадцатого века (вероятно, европейский — он ассоциировался со старой Землей и, кажется, Европа была законодательницей мод того времени). Тетушка Ку прислала ему две старинные книги — настоящие книги с листами из бумаги — и дважды в день интересовалась его самочувствием, в остальном предоставив гостя самому себе. И это было лучше, чем тягостное присутствие кого-нибудь, чьи чувства ему приходилось бы щадить.
Тетушка Ку приветствовала его сдержанно, а мадам Флауберт во всех подробностях расспрашивала о симптомах болезни до тех пор, пока тетушка Ку не взмахнула рукой:
— Ну же, Серафина! Я уверена, что Форд вовсе не жаждет обсуждать свои несчастные внутренние органы, а меня это тем более не интересует. По крайней мере, за едой.
Мадам Флауберт подчинилась более или менее охотно, хотя и пробурчала, что аура их гостя кажется ей несколько изменчивой.
Несмотря на это, ленч показался Форду подлинным произведением искусства. Он смаковал каждый кусочек, размышляя о том, сколько же труда и выдумки потребовалось Сэму, чтобы угодить его желудку. Тетушка Ку завела разговор о коллекционировании редкостей, о чем Форд имел самое смутное представление. Ему оставалось только слушать их вежливый спор о том, принадлежала ли урна из коллекции Тсингов к изысканному Веджвудскому фарфору со старой Земли или же, как утверждала мадам Флауберт, была великолепной копией, изготовленной в Гаэншине в первый год существования колонии.
Они заканчивали десерт, когда мадам Флауберт, передавая Форду тарелку с пирожными, заметила:
— Похоже, мы заставили вас скучать… если только вы не находите это забавным.
Форд взял крайнее к нему пирожное, надеясь, что начинка, имевшая необычно яркий фиолетовый цвет, может оказаться его любимой черникой. Мадам Флауберт вернула тарелку на место; тетушка Ку была занята своей чашкой с чем-то желтым. Форд откусил кусочек пирожного, которое действительно оказалось с черникой, и ответил:
— Мне редко бывает скучно слушать о новых для меня вещах. К тому же я был весьма заинтригован вашей дискуссией о штампованном и гравированном орнаменте.
Как он и ожидал, тетушка Ку разразилась короткой лекцией о том, чем один орнамент отличается от другого и почему это так важно. Если она хотела, то говорила коротко, ясно и очень практично. «Отнюдь не «глупая и ленивая», — подумал Форд. — Если она ведет себя так, значит, она этого хочет, так для нее выгоднее». Остаток дня (кроме двух часов отдыха, которые тетушка называла «восстановлением молодости») они посвятили семейным сплетням. Тетушка Ку помнила все, даже самые отдаленные ветви своего генеалогического древа, и Форд с удивлением узнавал последние новости не только о дальних родственниках, но и о карьере и свадьбах своих собственных братьев и кузенов. Тетушка считала его брата Асмеля идиотом, бросившим хорошую работу в престижной лаборатории, чтобы попытать счастья в выращивании искусственного меха, и Форд был с ней полностью согласен. Но когда тетушка Ку начала доказывать, что его сестра Тара была абсолютно права, выходя замуж за банковского служащего, Форд возразил, что сестре было бы неплохо сперва закончить школу.