Полный угрызений совести, я повернулся на другой бок и уже почти заснул, как в мою полудрему ворвался телефонный звонок. Звонил, как ни странно, Егор, а ведь я до сих пор даже не знал, есть ли у него номер моего телефона:
— Максим, извини, что поздно… — С Егором мы общались на «ты», но это звучало всегда как-то натянуто и неестественно, как между людьми, которым было бы значительно проще «выкать» друг другу, да обстоятельства этого не позволяют…
— Ты, случайно, не едешь завтра на дачу к Александру Николаевичу?
— Нет, — удивился я, — меня он не приглашал…
— Извини, — Егор смутился еще больше, — просто Гоша едет, Баженов едет, я и решил, что вы тоже едете… — Поняв, что получилось совсем уже неудобно, он начал в третий раз витиевато извиняться и откланиваться.
Я положил трубку и попытался убедить себя: мне совершенно наплевать на то, что Александр Николаевич счел возможным пригласить на дачу всех, кроме меня с Ларой.
Проворочавшись полчаса с боку набок, я понял, что убедить себя в чем-либо у меня не получится. Пришлось прибегнуть к давно проверенному и хорошо зарекомендовавшему себя способу. Достав из нижнего ящика секретера бутылку водки, в лучших традициях русского мужичья заначенную от жены, я налил себе 200 грамм и залпом выпил. Убаюкивая себя классической фразой Скарлетт О'Хара «я подумаю об этом завтра», тщательно укутался в щедро оставленную мне Ларой четвертинку одеяла и наконец-то начал погружаться в сон…
Берта нервно курила, стоя у распахнутого окна. В соседней комнате мирно спал Баженов. Берта ушла из спальни, чтобы только не видеть его расслабленное и довольное лицо. Это спокойное и мужественное лицо вызывало у нее острое желание избить его табуреткой. Ненависть на неверного возлюбленного клокотала в ней, как лава в готовом взорваться вулкане.
Она не знала ничего точно, но, собственно, и не нуждалась в этом. Интуиция, выработанная годами жизни с Баженовым без всяких доказательств подсказывала ей, что Олег был с другой женщиной. Пусть на его рубашке не осталось следов губной помады, от пальто не пахло духами и слова, которые он говорил ей сегодня, были самыми обычными, каждодневными, — Берта всем своим существом чувствовала измену. Предательство прожигало ее душу насквозь, но еще ужаснее, чем злость на неверного любовника, было ощущение полной беспомощности. Берта отлично знала, что сам Баженов свои встречи с любовницами изменой не считает. Они не были женаты, и он любил рассуждать о том, что их отношения — это союз двух свободных людей. Но беда в том, что Берте эта свобода совершенно не нужна. Изменять Баженову она не собиралась. Но и перечить ему тоже было ей не по силам. Олег бы просто посмеялся над ее «собственническими» замашками, а вздумай она настаивать, мог просто выгнать из дома. А идти Берте, кроме как в крохотную пятиметровую комнату в огромной вонючей коммуналке, было некуда…