И это было знакомо Пьетро. Но только сейчас, когда он с трудом, с помощью своего крёстного отца, «пробирался» через книгу, в которой не понимал и половины слов, Пьетро стал осознавать, как сильно желал бы снова и снова пребывать в благодатном присутствии Божием. Пусть это не принесёт ему той славы, которой наделила его борьба с демонами, — Пьетро не хотел славы. Он только желал тихого дуновения благого Духа, наполняющего его сердце невыразимой радостью.
«Просите — и дано вам будет», — помнил Пьетро слова Спасителя, которые он прочитал в отрывках из Евангелия и знал наизусть. И он стал молить Бога о встрече. И однажды ночью, когда он, стоя на коленях, молился в хлеву, вся комната вдруг наполнилась чудесным светом, а животные как-то притихли, замерли, так что стало слышно выходящее из их ноздрей дыхание. Сам Пьетро испытал необычайную радость. Свет был вокруг него, но ему казалось, что он проникал и внутрь его, делая тело невесомым, поднимая его выше и выше над землёй. И вот уже он далеко ото всего, что ему было знакомо, стремится куда-то в небо, к свету. А затем Пьетро явился Ангел, который сказал ему: «Услышаны, Пьетро, твои молитвы. Когда зло будет страшить, рука Господня даст тебе силы. Чрез великое смирение пройдёшь к великой славе».
Когда свет рассеялся, Пьетро увидел, что он всё там же, в хлеву, среди животных, в глазах которых сейчас читались удивление, испуг и радость одновременно. Значило ли это, что они тоже видели то, что он видел? Слышали то, что он слышал? Ничего не изменилось кругом, но всё странным образом преобразилось, предстало Пьетро в другом свете. Ему казалось, что в этот миг, стоило ему только сосредоточиться и задуматься, он угадал бы исконную сущность и назначение звёзд, сияющих сквозь дырявую крышу хлева, понял бы значение каждого вздоха старой овцы на сене, жужжания каждой мошки, дуновения ветерка. Всё было не случайно, всё происходило по премудрой Божьей воле, и он, Пьетро, сделался сопричастником этих таинств. Он испытал прикосновение Вечности, будто побывал на своей настоящей, дальней родине, в которую ему надлежит когда-то отправиться. «Чрез великое смирение пройдёшь к великой славе», — всё ещё звучали в его ушах невыразимо сладкие слова Ангела. Пьетро не чаял земной славы — он знал, что Ангел говорит о славе небесной, о том, что Пьетро предстоит смирением войти в славу Царства. Он не мог уже сдерживать переполнявших его слёз счастья. Он рыдал, задыхаясь от этого нежданного дара, улыбки Небес.