— Давай скорее руку! — мама была весела, и её голос звучал по-мальчишески задорно.
— Не бойся! — Анина рука в рукавичке оказалась в маминой ладони. — Держись!
Анна разжала вторую ладонь, которая была всё ещё на заборе, и её тело начало двигаться, набирая скорость, смешиваясь с другими людьми, сливаясь с весёлой и беззаботной толпой. Здесь, на катке, всё, казалось, дышало надеждой на светлое будущее. Это был юбилейный, 1990-й, год, и Ане было девять лет. Казалось, что впереди её ожидала яркая и интересная жизнь, такая же весёлая и праздничная, как этот каток.
— Молодец, молодечик, Анечка! — слышался мамин голос. — Ты прямо прирождённая фигуристка. Если захочешь, сможешь стать чемпионкой мира, как Ирина Роднина.
Слова матери ободрили Аню. Она летела над ледяной гладью — быстрее и быстрее, навстречу слепящим огням, и чувствовала, как всё вокруг неё движется. По улицам мчались, сигналя и рыча, автомобили, планеты стремительно неслись по своим орбитам, обусловленным притяжением и инерцией, и так же, как они, отдавшись законам Вселенной и забыв про себя, Анна двигалась теперь грациозно и правильно, под звуки волшебной музыки Чайковского в колючем, хрустящем воздухе, наполненном неисчислимым количеством искрящихся снежинок и микроскопической и ледяной пылью, кружащей Ане голову. Ей казалось, что всё в этом мире происходит не случайно, и с восхищением она отдалась этой нечаянной радости. Пока она будет катиться, пока сохранит своё равновесие, всё в этом мире будет идти хорошо, говорила она сама себе. Если же она потеряет равновесие и упадёт, то небеса свернутся, как свиток, и звёзды падут с неба, как падали снежинки. Но зачем ей останавливаться? Она будет катиться и катиться ; вечно! В первый раз в своей жизни Анна прикоснулась к самой непостижимой математической величине ; к бесконечности. Даже если эта бесконечность и длилась всего лишь мгновение.
Мама уже давно отпустила руку Ани, но девочка продолжала двигаться так же легко и свободно. На этот раз чудо жило в ней автономно, и Аня чувствовала себя так, как, должно быть, чувствуют молодые орлята, когда в первый раз им удалось поймать под крылья ветер. В этот миг Анна испытала чувство полного, фундаментального счастья, будто чья-то невидимая рука коснулась скрытых струн её души, и дрожание этих струн наполнило всё её тело дрожью, пустило его в резонанс. Только могло ли тело это выдержать? Могло ли тело вместить сразу столько радости? Радости, которой хватило бы, наверное, на двадцать жизней. Анна не знала более, спит она или бодрствует, в сознании или вне его. Она уже не видела катка, праздничную толпу, и даже яркий свет прожекторов как-то потускнел в сравнении с её радостью. Она поднималась все выше и выше в свинцовое московское небо к манящей дальней звезде, которая была, как ни странно, одна на всём бескрайнем небе…