— Слишком претенциозно.
Мигаки скривил губы. Сам он был горячим почитателем мудзо, хотя даже при более терпимых порядках, введенных в правление Теодора, производство подобных фильмов оставалось ремеслом подпольным.
Такура собрался было сказать что-то еще, но тут увидел, что лицо его собеседницы, разом лишившееся краски, вдруг стало зеленовато-серым. Он обернулся.
В зал вошел широкоплечий верзила с квадратной головой. На нем был темный костюм европейского покроя и синий шелковый галстук, завязанный узлом размером с голову годовалого младенца вокруг того, что должно было считаться шеей. За ним следовали два еще более высокорослых и широкоплечих громилы, оглядывающих собравшихся сквозь темные очки с большими круглыми стеклами. Их зловещие движения были настолько деланно-показными, что Мигаки немедленно выгнал бы из Эйга-тоси режиссера, снявшего такие ненатуральные кадры. Разумеется, глава «Голоса Дракона» узнал пришедшего в сопровождении двух телохранителей верзилу. Это был Бенджамен Инагава, глава якудзы округа Бенджамен.
Хозяин, тощий мужчина с козлиной бородкой и пучком волос на голове в самурайском духе, рассыпался перед вошедшим в восторженных приветствиях. Его пышному облачению, скопированному с торжественных нарядов знати семнадцатого века, не удалось скрыть то обстоятельство, что хозяин — голубоглазый блондин. За гулом праздничной толпы, да еще сквозь воздушный занавес, Мигаки не смог разобрать ни одного слова.
Он ощутил, как его запястье стиснула по-мужски сильная рука.
— Идем, — хрипло промолвила Лейни Шимадзу.
— Куда?
— К тебе домой.
Мигаки вопросительно поднял брови. Верзила с квадратной челюстью в окружении своих севануки пробирался сквозь толпу, внезапно закружившуюся в забавном танце «подойти-избежать»: часть гостей, в первую очередь элегантные буке со своими эскортами, бросилась встречать вновь прибывших. Военные же в большинстве своем спешили дистанцироваться от них, словно отталкивающиеся однополярные заряды.
Увидев Инагаву на вечере, Мигаки был поражен. Одно дело вспыльчивая Лейни Шимадзу, воин, пролившая ради Дракона много крови — своей и чужой. Не возражал бы глава «Голоса Дракона» и против «Кота» Хиру Ямагучи, верховного ойабуна якудзы Люсьена, ибо старик всегда оставался стойким приверженцем Теодора. Однако ни Ямагучи, ни его влиятельных сабу нигде не было видно. При виде же того, как сливки общества имперской столицы вьются вокруг главы гангстеров какого-то заштатного мирка, у Мигаки внутри все переворачивалось.
Но вслух он произнес:
— Надеюсь, ваш позыв к миграции никак не связан с этим толстошеим, почтившим нас своим присутствием?