Ровно в одиннадцать он снова набрал номер фирмы на улице Марбеф и услышал все тот же молодой, хорошо поставленный женский голос.
— Это говорит Бернар Жанте.
— Минуточку. Сейчас узнаю, кончилось ли совещание…
Он долго ждал. Он подумал было уже, что их разъединили, и собирался повесить трубку, но тут другой женский голос произнес:
— Кабинет господина Жака Бодуэна. Кто его спрашивает?
С немного насмешливой улыбкой он повторил:
— Бернар Жанте.
Не для того ли так подчеркивается значительность этого человека, чтобы дать ему почувствовать разницу между ними? Ведь для него он не более как бывший муж Жанны, вдовец, какой-то там чудак, которого он никогда в глаза не видел.
— Соединяю с господином Бодуэном.
На том конце провода кто-то кашлянул.
— Алло! Кто говорит?
И он снова, уже в третий раз, кажется, повторил, не сомневаясь, что тот превосходно знает, с кем говорит:
— Бернар Жанте.
— Да. Я вас слушаю.
— Мне хотелось бы встретиться с вами. Я звоню для того, чтобы спросить, где и когда это можно сделать.
Наступило молчание. В трубке отчетливо слышалось тяжелое дыхание.
— Вы, по-видимому, не можете изложить ваше заявление по телефону?
— Это не заявление.
— Видите ли, я очень занят.
— Знаю. Много времени это у вас не отнимет.
— В таком случае… У меня в кабинете это неудобно. Минутку. Сейчас соображу. Знаете вы бар «Плацца»?
— Это при гостинице «Плацца» на улице Монтень?
— Да, да. Бар находится в подвале. Между тремя и половиной четвертого там никого не бывает. Хотите, сегодня в три? Погодите, я только загляну в свое расписание…
Он был там не один, в своем кабинете, и Жанте услышал, как он говорит кому-то, очевидно, секретарше, не подумав даже прикрыть трубку рукой:
— Во всяком случае, много времени это не займет. Я не дам долго морочить себе голову. Позвони-ка братьям Мортон, что наше свидание переносится на четыре. На всякий случай, скажите на полпятого. Алло! Вы слушаете, господин Жанте? Значит, договариваемся на сегодня, на три часа в баре гостиницы. Спросите у бармена…
У него было ощущение, что он успел за эти два дня сделать больше, чем за все те недели, что прошли после смерти Жанны. Все шло одно за другим без всяких помех. Ему не пришлось даже нарушать привычный распорядок дня. У него было время приготовить себе еду, позавтракать, вымыть посуду, убрать в комнатах и, наконец, умыться, надеть чистую рубашку.
На углу бульвара он сел на тот же автобус, которым несколько дней назад старая мадемуазель Кувер отправлялась в комиссариат VIII-го участка, на круглой площади Елисейских полей вышел и пошел по улице Монтень, пошел медленно, потому что приехал на пятнадцать минут раньше срока.