Наташа медленно, словно во сне, отвернулась от Кренделя и навела пистолет на инициированного. Тот по-прежнему лежал без движения, но бледность окончательно покинула его лицо. Кожа порозовела и, кажется, даже ссадин стало меньше. Сложить дважды два и сообразить, что именно сейчас происходит – это очень просто, когда и так ждешь беды.
И тут она едва не закричала – ощущение опасности, грозившей Димке там, на Третьяковской, опалило ее огнем! Освещение в лазарете мгновенно поблекло, а стены и окружающие предметы выцвели, как выцветает от старости фотография. Все стало серым. Безжизненным. Мертвым. Наташа попыталась вдохнуть, и не смогла – мышцы одеревенели, она застыла изваянием, так и не опустив наведенного на человека пистолета.
Она не увидела, как затих Крендель, как жизнь ушла из его стекленеющих глаз.
Потому что привычный мир вокруг девушки уже исчез, погружая ее душу в ледяную тьму.
* * *
– Дядь, а дядь, как там мужик-то?
– Каком кверху! – грубовато бросил Кротов, захлопнув за собой дверь сапогом.
Мельком покосившись на Кирпича, подпиравшего стенку возле лазарета, он полез в карман за сигаретами. Неужели не нашлось охранника покрепче этого молокососа? Бледный, тощий, потрепанная одежонка висит мешковато – на несколько размеров больше, чем нужно. Автомат и то больше этого горе-защитника, того и гляди уронит.
– Чего сказал, дядь? – озадаченно переспросил мальчишка.
– Жив пока, говорю. Тебя Учитель сюда поставил?
– Не, я сам, – Кирпич заулыбался так, словно совершил героический подвиг. Зубы у него оказались кривоватые и желтые. – Распоряжение Данилы Ивановича все слышали – не подходить. Но я на всякий случай, для порядку. Как этот… альтруист.
– Чего-чего? – удивленно переспросил Фёдор, не ожидавший услышать такое словечко от местной шпаны.
– Ну, мало ли какой залетный мимо пробежит.
– Девчонка понравилась? – Фёдор понимающе усмехнулся, и мальчишка, пойманный с поличным, покраснел, как рак. – Сунешься в лазарет без меня – уши оторву. Ты меня хорошо понял, альтруист? Вместе с головой. По самые пятки.
– Да ты чего, дядь, – обиженно насупился Кирпич. – Я ж не только за ней присматриваю. Тут и мой пациент лежит.
– Это тот, которого с поверхности притаранили? – прикурив, Кротов жадно затянулся, затем машинально поправил на переносице вечно сползающие очки. В лазарете при Наташке не сильно-то посмолишь, хоть здесь немного успокоить нервы никотином, а то совсем ни к черту. Заметив, каким взглядом смотрит на сигарету юный охранник, отдал ему, а сам прикурил вторую.
– Спасибо, дядь. А сколько ей лет?