— Когда он мне мог сказать, если мы и не разговариваем с ним, так, одно-два слова, не больше.
— Красиво живете, был он немой, а теперь молчуном заделался? Да это ничего, не переживай. Ты еще не беременная? — свернула Симка разговор в неожиданную для меня сторону.
Я испуганно уставилась на нее:
— Да вроде бы нет, не знаю.
— Еще успеете, время-то мало прошло. — И она весело подмигнула мне.
Поболтав еще немного, Симка ушла, а я осталась сидеть как оглушенная. Я ведь забыла и думать, что от этой самой любви по ночам можно забеременеть. Что ж, ради ребенка можно и помучиться немного. Но… но вместе с радостью, при мысли о ребенке, пришли и другие, совсем не такие радостные мысли. Если у меня родится ребенок, то уж тогда моя замужняя жизнь с Тимофеем навсегда. Какое бесповоротное слово «навсегда», оно режет под корень мои смутные надежды, что когда-нибудь, пусть в отдаленном будущем, и у меня будет настоящая любовь, и нежность, и доверие, словом, все то, чего мне так сейчас не хватает. Я вспомнила невыразительное лицо мужа и вздохнула.
Тимофей перестал жевать и посмотрел на меня как-то странно, мне даже захотелось поежиться от его взгляда, но я сдержалась.
— Я не понял, чего ты? Повестка пришла мне, а не тебе. Сиди дома.
Сам суд меня не привлекал, я хотела поддержать Симку. Но едва сослалась на нее, как Тимофей отрезал, что с ней будет мать, а мне нечего лезть. Таким раздраженным я его еще не видела, он вскочил и пнул скамеечку, подвернувшуюся ему под ноги. От его злости и грохота скамейки я невольно вздрогнула и втянула голову в плечи. Моя естественная реакция обозлила его еще больше.
— Ты чего вздрагиваешь? Я тебя что, бью?
— Нет, ты меня не бьешь, — сказала я вслух, а про себя подумала: по крайней мере, руками. И, не сдержавшись, заплакала, хотя пообещала себе, что буду непременно держать себя в руках.
От моих слез Тимофей побелел и сжал губы, крутанулся и выскочил из дому. И вот это все называется семейной жизнью? Пока я делала обычные дела, в голове у меня появилась мысль, что нам с Тимохой нужно развестись. От этого решения у меня на душе посветлело. Когда он через некоторое время вернулся спокойный, но мрачный, я не рискнула заговорить с ним, оставила на потом, но дала себе слово, что непременно заговорю с ним об этом.
Из города Тимофей приехал очень поздно. С порога я ни о чем его расспрашивать не стала, пусть поест сначала. Он тоже молчал, у меня сложилось впечатление, что он специально тянул время, мне назло. Я поняла, что мне не дождаться рассказа, и начала разговор сама.