— Открывай, Мироновна, не томи! — торопил Андрей.
— Сейчас, сейчас… Дай хоть отдышаться малость, чумной!.. Куда ж я ключи-то задевала? — Мироновна достала, наконец, ключи и взялась за дверную ручку. — Ба! А дверь-то открыта! Видать не съезжала еще моя постоялица…
Обогнав хозяйку в сенях, Андрей первым подошел к своей комнатке. Коротко постучал и, не дождавшись ответа, открыл дверь.
И… оцепенел, замер как вкопанный, не в силах поверить своим глазам.
Посреди комнатки на стуле, сложив руки на огромном животе, сидела… Света!!!
Она молча смотрела на него, спокойно и приветливо, без тени вызова или упрека. В ее глазах была лишь тихая радость от встречи, и только в самой глубине крохотной искоркой поблескивала тревога…
Андрей хотел сказать что-то, но не смог. Перехватило горло, и — от разрывающей душу нежности, от нестерпимо острого ощущения счастья, от вины, от раскаянья, от благодарности, от любви — в его глазах появились слезы. Он шагнул к ней, опустился на пол и спрятал лицо в ее коленях. А Света гладила его мягкие волосы и, тоже глотая слезы, тихо и ласково повторяла:
— Ну что ты, Андрюшенька?.. Что ты?.. Успокойся, родной мой… Что ты?..
…Миронова тихо затворила к ним дверь и, осторожно ступая, прошла на кухню. От погони за Андреем противно дрожали ноги и щемило в груди. Она достала с полки коробку с лекарствами, сунула под язык таблетку. Ничего, сейчас отпустит. Надо только немного посидеть…
Она вспомнила, как неделю назад на ее пороге появилась Светланка и спросила Андрея. Едва взглянув на нее, на ее живот (по всему видать — будет парень!), она нутром своим, особым бабьим чутьем, сразу поняла: по ней, по этой самой девке, сох перед плаваньем Андрюшка! А та, как узнала, что он в море, тут же сникла вся, стоит — чуть не плачет. Извините, мол, до свиданья — и к калитке.
Мироновна улыбнулась — она вспомнила, как пришлось ей расстараться, чтобы заставить Светланку остаться: и уговаривала, и стыдила, и ругала, пришлось даже накричать на дуреху!.. А девонька-то какая славная — и добрая, и умница, и красавица, а Андрюшку как любит!.. Да и он, видать, ее тоже… Что уж там, в Москве, промеж них случилось — про то ей не ведомо, а только не иначе, как ерунда, глупость какая-то…
Мироновна спохватилась — что же это она сидит! Мужик с моря пришел, его кормить надо, да и девка с утра крошки в рот не взяла, вся как на иголках…
Она встала и, вздохнув, принялась за извечные женские хлопоты, успев подумать напоследок: «А все-таки молодец ты, Марья Мироновна! Вон у них как сразу сладилось-то… Ну, дай-то Бог… Дай Бог!..»