Едва она успела вспомнить о бывшем полковнике Фалькат, как ощутила на своей шее холодное дыхание.
Поежившись, Мезира резко развернулась, одновременно вскидывая руку к виску.
В дальнем углу комнаты стояла маленькая фигурка, окутанная светом, — девочка, протягивающая к ней руки.
«Ты была там».
Как бы ему ни хотелось отдохнуть, но Уриил так и не сумел уснуть, поскольку где-то на заднем плане непрестанно маячило ощущение, что они здесь не одни. Как следует набив желудки мясом, они с Пазанием обследовали пустующие помещения церкви: осыпающуюся ризницу, заброшенные кладовые и даже монашеские кельи в трансептах.
Так и не найдя ничего предосудительного, они решили пройтись патрулем вокруг, перебираясь через завалы и пересекая накренившиеся плиты дороги. Всего лишь вдвоем они, разумеется, не могли и надеяться по-настоящему контролировать окрестности, но все равно ничто вокруг не говорило о том, что в городе есть еще хоть одна живая душа помимо их самих.
Пазаний заснул сидя, прислонившись спиной к стене, и, слыша его тихое посапывание, Уриил не смог сдержать улыбки, ведь с лица друга впервые после Павониса сползло напряженное выражение. Но, хотя Пазаний и провалился в глубокий сон, капитан знал, что его спутник готов прервать свой отдых и тут же схватиться за оружие, едва это потребуется.
Бескожие жались друг к другу, точно дикие животные, образуя кольцо тел со своим предводителем в самом центре. Их дыхание казалось какофонией хрипов, влажного кашля и свиста, вырывавшихся из тех уродливых щелей, что заменяли им рты и ноздри.
Понимая, что сегодня ему уже не уснуть, Уриил поднялся и прошелся вдоль нефа, время от времени останавливаясь и изучая очередной трепещущий листок на стене, несущий на себе молитву или изображение. На Астартес смотрели многочисленные улыбающиеся лица — мужчины и женщины, старые и молодые.
Что же все-таки случилось со всеми этими людьми? И кто устроил поминальную стену?
На многих листочках была проставлена дата, и хотя ее формат оказался неизвестен Уриилу, оставалось совершенно очевидным, что в каждом случае она одна и та же. Какая бы беда ни постигла город, она промчалась над ним одним стремительным порывом.
Капитан продолжал свою прогулку по боковому приделу и никак не мог избавиться от ощущения не то чтобы чьего-то постороннего присутствия, но того, что за ним кто-то или что-то наблюдает. Уриил не убирал руки с золоченого эфеса меча, придававшего ему уверенности той аурой героизма, который олицетворяло это оружие. Капитан Идей выковал этот меч еще до Коринфской кампании и прославил его задолго до того, как вручил клинок Уриилу на Фракии перед своей смертью. Уриил поклялся быть достойным памяти своего наставника и его оружия, и клятва эта помогла ему пройти через долгие месяцы невзгод и испытаний.