Раскрашенные лошади везли обитую парчой карету. На подушках, чтобы быть виднее, сидела маленького роста панна. Глаза ее пожирали Кремль. Злые тонкие губы блекли и не разжимались; казалось, у нее вовсе не было рта.
Лжедимитрий искусно расставил стрельцов; можно было подумать, что их очень много. Едва Марина проезжала одни ворота, стрельцы скакали к другим. Поезд двигался медленно, в течение целого дня. Били в бубны, трубили в трубы часто, кто как умел, без всякого толку.
Карета остановилась у Девичьего монастыря. Марину ввели в монастырские покои (палаты в терему еще не были готовы). Боярин Шаховской сказал царю:
— Гляди, государь, голову Марина убирала б по-русски!
— Ступай прочь! — зашипел на него Лжедимитрий.
Всюду шумно ликовала шляхта. Бояре стояли понуро и тихо. Случилось неслыханное: в Кремль не пустили простой народ…
А он собирался на Пожаре[40] меж рундуков и шалашей мелкого торгового люда.
— Беда нам! — кричали москвитяне. — Станут поляки нашу кровь проливать, а жен наших забирать в Польшу!
— Ходят, окаянные, с оружьем, и никто против них слова сказать не смеет!
— Да еще похваляются! «Вера-де будет у вас люторская и латынская».
— Худо, крещеные! А только тому на Москве не быть!..
В Гостином дворе раскрывались погреба с заморским вином, выкатывались бочки с икрой, доставались из ларей лучшие товары.
— В убыток торгуем, — говорили купцы. — Не видит царь, што иноземцы понаехали, — веселей нашего торг ведут.
Во многих лавках лежали вещи, привезенные из Кракова, Аугсбурга, Милана. Шелк, перлы, штофные обои и кружева брались в терема, и казна без счета уходила за рубеж…
Пришлые ратные люди собирались на Гостином дворе. То были головы и сотники шедших из Новгорода и Пскова ополчений.
— Во беда! — тихо, с оглядкой говорили они. — Вместо Крыма-то на Москве дела будут.
— Вестимо! Государь, бают, старейших бояр побить замыслил.
— Пошто за него стоять? Да и прямой ли он царь?
— А на Тереке, — шептали ратные, — был муромский посадский человек Илейка, а нынче прозвался царевичем Петром…
— Вот што, служилые! В среду в полночь к боярину Шуйскому на совет сходитесь!
— Дело молвишь!
— Своих упредите… Чуете?
— Чуем.
Забряцало оружие. Поляки с песней проехали мимо.
Ратные выскочили из Гостиного, бранились, грозили им кулаками:
— Гуляй, гуляй! Недолог срок вашей гульбе!..
Дневник польских послов
«5 мая
В сей день воевода[41] представлялся Димитрию… Дворец его деревянный, но красивый и даже великолепный. Дверные замки в нем вызолочены, печи — зеленые, а некоторые обведены серебряными решетками… Царь сел за отдельный стол… В половине обеда пану воеводе сделалось дурно; он вышел из-за стола в царский покой.