— Бросил? — опять переспросил дятел. — Ну что ж, его понять можно. У Макеевой очень тяжелый характер, с ней разве один черт уживется!
Какая прелесть! Чего только не узнаешь о себе вот так, невзначай!.. Подруга вступилась за меня, возразила, но сделала это чересчур мягко, как-то неубедительно:
— Знаете, дорогой Евгений Павлович, у ее мужа характер был не легче. Такой скандалист, прямо не высказать!.. Представляете, звонил Кате на работу и выговаривал из-за всякой ерунды — мыла или тюбика зубной пасты.
— А что она делала с тюбиком? — Наш долгоносик стремился во всем дойти до самой сути, прямо как поэт Борис Пастернак.
— Пасту выдавливала неправильно — из середины, а не с конца — и крышку закручивала криво, неплотно. Валерку бесило, что паста засыхает, неэкономно расходуется. А ведь он был отнюдь не бедным человеком, свои торговые точки имел, в Индию и Китай мотался за товаром. А при этом заставлял жену экономить буквально на спичках. Мусорное ведро проверял! Однажды Макеева выбросила пакет от сахарного песка, а он подобрал и обнаружил, что в нем еще целую чайную ложку наскрести можно, и чуть в глаз ей не заехал, — хихикнула Лидка.
— Надо же, я и не подозревал, что мужчины бывают такими мелочными. Прямо настоящими крохоборами!
— Конечно, откуда вам подозревать, если вы совсем другой, благородный, щедрый, интеллигентный человек, — истекала лестью Гаевая, радостно пересказывая подробности моего бракованного брака и оскорбительного развода, смакуя мои неприятности. А еще называется подругой… Зачем только я с ней откровенничала?
Я снова выглянула в подсматривающее устройство и убедилась, что Лидия сняла с головы песцовую шапку, придававшую ей сходство с якуткой, рассыпала по плечам черные, блестящие волосы. Более того, она и дубленку распахнула. Чем это они собираются заняться на моей лестничной площадке? Совсем, что ли, стыд потеряли?.. Оказалось, ничем особенным. Буренко расстелил на ступеньках толстый слой газет — не иначе, пожертвовал «Доской объявлений», захваченной из офиса, и пригласил свою спутницу присесть, протянул пачку сигарет. Хм, потешается над скупостью моего Валерки, а сам, вместо того чтобы пригласить девушку в приличное заведение, отирается по чужим подъездам!
Они оба обурели, обложили меня капитально!.. Никуда уходить не собирались, сидели и дымили, как два слона. Ой, что это я мелю? Слоны же не курят, просто хоботами машут…
Я сползла по стенке на пол. Душила обида — уже не на Лидку, лебезившую перед ничтожным Падловичем, а на свою незадачливую судьбу. Валерий припомнился во всей красе. Конечно, бывший супруг был редкостным занудой и жмотом, обременительным в быту и бесполезным в хозяйстве: чашку за собой никогда не вымоет, а меня за малейшее пятнышко на плите или хлебную крошку на столе запиливал. Но… Может, зря я с ним развелась? Нравоучал же сегодня Филипп Филиппович: пьет — терпи, и бьет — терпи, а чужих мужей баламутить не смей!.. Что-что, а руки Валера не распускал и к спиртному был равнодушен, жалел денег на алкоголь. Зато когда я жила с этим лохнесским чудовищем, никто не посмел бы отозваться обо мне с унизительным сочувствием: живет одна, лекарства принести некому… А чужие мужья только на то и способны, что перевешивать на тебя всех своих собак. Вернее, детей…