— А какой препарат вы ему ставите? Или это заменитель крови?
— Женщина, увязались за нами, так хоть здесь на нервы не действуйте. Вы же не медик, не фармацевт? Ну и не задавайте лишних вопросов, — отмахивался от меня тот же усталый немолодой доктор.
Остальные меня и вовсе игнорировали. А как я могла не задавать вопросов, если Сережка дышал со свистом, с хрипом?.. Ерзала, ерзала и спросила: «Наверное, у него легкое прострелено?» — и схватилась за ботинок Волкова.
— Кончай мельтешить, без тебя тесно. А то сейчас успокоительное вкачу! — Врач показал наполненный шприц, но, вопреки угрозе, «вкатил» инъекцию бедному Серенькому, а тот даже не вздрогнул. Это я тряслась подобно заячьему хвосту, — начался отходняк от промерзлости, и контачило так, будто держалась за оголенный электрический провод. К тому же вспомнила про оставшихся дома детей и мутного клиента, который им в няньки совсем не годился. Гаевая! — на нее вся надежда. Как кстати оказалось, что им с Буренко больше негде миловаться…
Карета, вероятно, уже подъезжала к больнице, потому что человек в белом халате принялся орать в трескучую рацию: «Пулевые ранения в брюшную полость и грудную клетку, готовьте операционную!» Я схватилась за живот, чувствуя, как мои внутренности прошила острая боль, и разогнулась, только когда микроавтобус остановился возле крыльца. Вышла первая, а следом Серегу выкатили на носилках, которые оставили посреди приемного покоя. Сопровождавший нас доктор расписался в каком-то гроссбухе и ушел не попрощавшись, а равнодушная дежурная врач на поступившего больного даже не взглянула. Вообще не встала из-за стола, только, накрутив диск старомодного телефонного аппарата, неприязненно буркнула в трубку:
— Синев? Не спи, а то замерзнешь. Спускайся давай, привезли по вашу душу пулевые ранения.
Предполагаю, эта дежурная по натуре мизантроп, испытывающая глубокое отвращение к людям. Но и понять ее не сложно — пациентов в приемный покой набилось не меньше, чем пассажиров в вагон метро в час пик. Мельком я заметила мужика с испитой и побитой физиономией; подростка, сидевшего с вытянутой ногой, пожилую женщину, замотанную пуховой шалью. Но эти больные хотя бы подавали признаки жизни, стонали и охали, а мой Волков еле теплился, едва дышал. Я сама затаила дыхание, стоя возле каталки и всматриваясь в его бледно-серое, словно присыпанное строительной пылью лицо, и думала: может, то, что никто не паникует, не суетится вокруг Сергея, означает, что все не так уж плохо?..
Каталку за поручни схватила медсестра и увезла в отсек, занавешенный простыней с казенным штемпелем. Я семенила следом, убеждая девушку в мешковатом, плохо отглаженном халате: