— Нет, — сказал он. — Я выпишу тебе штраф на месте.
Она рассмеялась, полагая, что он шутит. Но он не присоединился к ней.
— А ты можешь это сделать? — спросила она, окончательно убедившись в серьезности его намерений. Штраф… — Хорошо. Я все поняла.
Он не изменился. Возможно, его плечи стали шире, возможно, он стал еще более привлекательным, чем был в юношестве, когда покинул их городок много лет назад, но внутри он остался все таким же хулиганом, который продавал дичь, пойманную браконьерством в парке, носился по аллеям на мотоцикле и разрисовывал граффити стены фабрики. И его так и не смогли застукать на месте преступления. Ни разу.
А теперь он вернулся в роли егеря и ужасно задается по этому поводу.
Она небрежно пожала плечами, пытаясь скрыть свое разочарование, и, порывшись в сумке, вытащила бумажник.
— Десять фунтов, — сказала она. — Еще у меня есть мелочь. Можешь взять ее или оставить мне.
— Оставь себе. Я надеялся на нечто более существенное и запоминающееся, нежели деньги, чтобы подстраховаться и быть уверенным, что в следующий раз, когда тебе придет в голову ехать на велосипеде через парк, ты задумаешься, стоит ли это делать.
Она попыталась протестовать, заявив, что сумма станет ей прекрасным напоминанием до конца месяца о необходимости соблюдения закона. Но все, на что она оказалась способна, — это издать тихий вздох, когда он снова притянул ее к себе и их бедра соприкоснулись.
На мгновение она зависла в воздухе, балансируя лишь на кончиках пальцев.
А он посмотрел ей прямо в глаза:
— Что заставит тебя задуматься, Клер?
Ей показалось, что его глаза озарились мягким светом. Она все еще продолжала удивляться тому, какие странные мысли приходят ей в голову, когда он опустил голову и поцеловал ее в губы.
Клер Тэкерэй бросила свой велосипед, туфлю и потеряла несколько шпилек, когда ее густые волосы рассыпались по плечам свободными волнами.
У нее было такое ошарашенное выражение лица, когда она отпрянула от него и бросилась наутек в одной туфле, что он понял, что смех будет неуместен.
Было совершенно очевидно, что прямо сейчас, что бы он ни сказал и ни сделал, ситуацию не исправить. Неизвестно, на кого она злилась больше — на него или на себя. Хэл и сам не понимал своих чувств. Единственное, в чем он было уверен, — она никогда больше не решится кататься на велосипеде по аллеям парка. И яблоки — взнос Арчи за проход через ограду — ей тоже больше не понадобятся.
— Дело сделано, — пробормотал Хэл, злясь на себя и на нее. Он зашел обратно в лужу, чтобы вытащить забытую ею туфлю, засунул ее в корзину велосипеда, взял удочку, конфискованную у Гарри Харкера, и пошел за Клер.