От серовато-зеленой чешуйчатой кожи, от лишенной волос, бровей, ресниц и даже ушных раковин головы, от…
А собственно, все.
В остальном Павел ничем не отличался от нормальных людей и, если бы не вышеперечисленное, вообще мог вполне сниматься на обложку модного журнала. Высокий, стройный, широкоплечий, черты лица – правильные, причем без слащавости, большие, слегка миндалевидные глаза непонятного оттенка (то ли карие, то ли зеленые – разобрать в свете ночника сложно).
Олежка правильно сказал – человеческие глаза. Теплые, умные, добрые.
А сейчас – еще и со смешинкой в глубине. И улыбка периодически растягивала уголки твердого, красивого рта.
Я тоже невольно улыбнулась в ответ:
– Рада тебя видеть! И вдвойне рада, что у Моники все в порядке.
– А ты откуда знаешь?
И голос у него – смерть бабцам! Низкий, бархатный, завораживающий.
– Достаточно взглянуть на твою сияющую физиономию.
– А она сияющая? – озадачился Павел, забавно скосив глаза к переносице, словно пытаясь рассмотреть себя. – Я не очень сверкаю? Глаза не слепит?
– Если только слегка, – рассмеялась я. – Прищурившись, смотреть можно. Ты лучше скажи, балабол, как ты сюда попал? Допустим, в клинике уже почти все спят, и ты мог не бояться встретить кого-либо по пути, но как тебя пропустили секьюрити твоего отца?
– А знаешь, – посерьезнел Павел, – так странно это слышать – «твоего отца». Я привык считать, что отца у меня нет. Нет и не было. Мама Марфа никогда не говорила о нем, а я и не спрашивал. Хотя, когда был маленький, всерьез думал, что отцом был Змей Горыныч из сказки. А потом сам стал для людей этим Змеем… Но чтобы Кульчицкий?! Венцеслав Кульчицкий?!! Кичащийся свои безупречным происхождением? И он – мой отец…
– Арлеки-и-ино, – я усмехнулась и покачала головой, – ты мастер уводить разговор в сторону, я это уже поняла. И мысли тоже ты отводишь. И… взгляды, да? Я правильно поняла? На тебя смотрят и не видят, так?
– Ты молодец, Варя, – улыбнулся Павел. – Мгновенно сообразила, что к чему.
– Ну, не то чтобы мгновенно, – заскромничала я, – но сложить два и два могу. И твоя телепатия, и то, что ты вытворял тогда в пещере, а теперь – это твое появление у меня. Думаю, выражение «для отвода глаз» появилось не случайно. А что ты еще умеешь?
– Да вроде все, – пожал плечами Павел.
– В смысле – все? Вообще все? Все-все? Двигать взглядом вещи, поджигать им же. Взглядом.
– Да нет, – фыркнул Арлекино, – ты что! Под «все» я имел в виду перечисленное тобой. Да, я могу общаться телепатически, владею чем-то типа гипноза, могу – но для этого, правда, приходится максимально концентрироваться, – подавлять волю человека, делать его своей марионеткой. Но ненадолго. Да и не люблю я этого, если честно, – поморщился он. – Ощущения поганые потом, словно наизнанку вывернули и физически, и душевно.