Магдалена вздрогнула и едва не выронила медальон – ей на секунду показалось, что линии ожили и задвигались в странном, гипнотизирующем танце.
Но стоило моргнуть – и все стало прежним. Никакого танца, никаких змей, всего лишь изящный узор на маленьком золотом диске.
Дверь реанимации снова начала открываться, и Магдалена, запаниковав, торопливо надела медальон себе на шею, сунув коробочку обратно в сумку.
И ничего не ощутила. Ну то есть совсем ничего – словно обычную цепочку или бусы нацепила.
И ради чего тогда весь сыр-бор? Зачем ей сейчас насиловать себя, ломать психику, изображая приязнь к чудовищу?! Чтобы нацепить вот эту вот никчемную бирюльку?!
«Делай, что приказано!»
Чужой голос набатом грохнул в голове, Магдалене даже показалось, что череп изнутри завибрировал, причем довольно болезненно.
Наверное, что-то такое отразилось на ее лице, потому что вернувшийся Дворкин озабоченно поинтересовался:
– С вами все в порядке?
– Нет, голова болит! – страдальчески поморщилась женщина. – Душно очень! К тому же на нервах вся!
– Может, врача позвать?
– Нет, не надо! Лучше скажите, когда, наконец, я смогу увидеть сына?
– Сейчас и увидите. – Дворкин протянул Магдалене бахилы и халат. – Вот, наденьте и пройдемте со мной.
Сам он уже был в таком же прикиде.
Ну вот. Сейчас все и решится. Главное, ничего не испортить! Не сорваться в последний момент.
«Сорвешься – твоему Сигизмунду конец».
Магдалена опять вздрогнула от неожиданности, что опять не осталось незамеченным. Секьюрити нахмурился и внимательно всмотрелся в лицо женщины. Затем обыскал взглядом ее тело, но явно не с эротическими мыслями, а так, словно пытался найти оружие.
Не нашел.
А потом они вошли в отделение реанимации. Которое, собственно, мало чем отличалось от остальных, разве что мебели для посетителей здесь не было. Поскольку посещения в принципе не предусматривались.
Да еще весь персонал был закутан в стерильное, а те, кто непосредственно контактировал с пациентами, – в медицинских масках.
А сами палаты находились не за сплошными стенами, а за наполовину прозрачными. Наверное, чтобы любое ухудшение состояния пациента можно было сразу заметить.
Дворкин подвел Магдалену к одному из таких боксов и кивнул на подключенного к сложной аппаратуре человека:
– Ну, вот и он. Ваш сын. Он пока не пришел в себя.
Именно человека. Магдалена с удивлением обнаружила, что думает о лежащем там, за стеклом, как о человеке. Может, потому, что толком его и рассмотреть было нельзя из-за повязок и подсоединенной аппаратуры.
Но потом она вгляделась. И увидела зеленовато-серую чешуйчатую кожу. Лишенную какой-либо растительности голову. И отсутствие ушных раковин на этой голове…