Лишь теперь он понял, что за ним уже никто не гонится. Толик осматривался, ища дверь или ворота, через которые можно было бы выйти, но видел только гладкие стены. Это был очень странный двор. Высокие стены — без окон и балконов — уходили вверх, под самое небо. Двор был круглый, как колодец, и посреди него стояло что-то большое и круглое, как консервная банка.
Толик завертел головой, стараясь найти сарайчик, с которого он спрыгнул, но никакого сарайчика не было.
В здании, похожем на консервную банку, оказалась дверь. Толик отворил ее и очутился в просторном помещении. Это было очень странное помещение. Откуда-то сверху, с невидимого потолка один за другим медленно опускались голубые шары. У самого пола они вспыхивали голубым светом и гасли, как будто проваливались. Один за одним, один за одним плыли они сверху вниз и лопались, освещая все вокруг мерцающим светом.
Потом он увидел мальчика.
Мальчик сидел за длинным столом. На одном конце стола высилась груда спичечных коробков. Мальчик взял один коробок, внимательно осмотрел его и переложил на другой конец стола.
— Триста тысяч один, — сказал он.
Толик подошел поближе.
Мальчик, не глядя на Толика, взял еще один коробок.
— Триста тысяч два.
— Эй, ты чего тут делаешь? — спросил Толик.
— Триста тысяч три, — сказал мальчик.
— Как отсюда выйти? — спросил Толик. — Где тут ворота?
— Триста тысяч четыре, — сказал мальчик.
Толику стало не по себе. Он даже подумал, что это не живой мальчик, а какой-нибудь электрический, вроде робота, которого Толик видел в кинокартине «Планета бурь». Там робот, похожий на человека, ходил на двух ногах и даже разговаривал дребезжащим, как будто железным голосом.
Толик протянул руку к плечу мальчика и тут же отдернул ее, словно испугался, что его ударит электрическим током.
— Триста тысяч пять, — сказал мальчик.
Толик начал сердиться. Он был не робот, а живой человек. И потому он умел сердиться. А этого, как известно, не умеет делать даже самый лучший и самый электрический робот.
— Триста тысяч шесть, — сказал мальчик.
Толик почувствовал, что он уже не просто сердится, а прямо-таки злится.
— Триста тысяч семь, — сказал мальчик.
Толик почувствовал, что он уже не просто злится, а прямо-таки лопается от злости.
— Триста тысяч восемь, — сказал мальчик.
«Ну ладно, — подумал Толик. — Сейчас ты у меня замолчишь». Толик вытянул руку и провел ладонью по спине мальчика, стараясь найти кнопку, которой он выключается. Спина оказалась теплой и совсем не железной.
— Триста тысяч девять, — сказал мальчик, поднял голову и посмотрел на Толика странными голубыми глазами.