Известие о потере нами Борисовского моста было настоящим громовым ударом, тем более, что Наполеон, считая утрату этого моста делом совершенно невероятным, приказал, уходя из Орши, сжечь две находившиеся там понтонные повозки, чтобы везших их лошадей назначить для перевозки артиллерии.
Император приказал генералам распорядиться сожжением всех повозок и даже всех упряжных экипажей, принадлежащих офицерам; лошадей приказано было немедленно отобрать в артиллерию, всякого же, нарушившего этот приказ — подвергать смертной казни.
И вот началось уничтожение всех лишних экипажей; офицерским чинам, включая сюда и полковников, не разрешалось иметь больше одного. Генералы Зайончек, Жюно и Клапаред также принуждены были сжечь половину фургонов, колясок и разных легких экипажей, которые они везли с собой, и уступить своих лошадей в артиллерию гвардии. Один офицер из Главного штаба и 50 жандармов должны были при этом присутствовать. Император дал разрешение брать в артиллерию всех лошадей, какие только понадобятся, не исключая и лично ему принадлежащих, только бы не быть вынужденным бросать пушки и зарядные ящики. Наполеон первый подал этому пример, но, к несчастью, мало нашлось подражателей.
23 ноября. Колонны главной армии двигаются с трудом. Вышли еще с рассвета и остановились уже темной ночью. Эти бесконечные переходы, медленные и скучные, раздражают и утомляют солдат; в конце концов они разбегаются, и ряды войск все более редеют. Многие сбиваются с дороги в мрачных огромных лесах и нередко, лишь проблуждавши целую ночь, находят, наконец, свой полк. Сигналы не давались больше ни к выступлению, ни к остановкам; заснув, рисковали пробудиться в неприятельских руках.
Бобр, 24 ноября. Прибыв сюда на рассвете, император приказал генералам Эбле и Шаслу выступить в 6 час. утра со всеми своими саперами, захватить все оставшиеся у них инструменты и идти немедленно в Борисов для починки мостов на реке Березине в тех местах, какие будут им указаны герцогом Реджио; они должны быть там еще до наступления ночи и 25-го на рассвете уже начать работы. Наступил холод, и дороги опять заледенели. Император переносит главную квартиру в Лошницы.
Близ Начи, 25 ноября. Итальянская армия, уменьшившаяся до 2600 человек, расположилась лагерем около одной заброшенной церкви близ Начи. Даву стоял между Начей и Крупками. Подойдя к Лошнице, мы неподалеку справа услышали громкие крики. Это кричат солдаты Виктора, теперь соединяющиеся с нами. Они думают, что видят перед собой императора вместе с армией, увенчанной лаврами Москвы и Малоярославца, и восторженно нас приветствуют, чего мы уж так давно не слыхали. Нам было чрезвычайно приятно смотреть на войско в образцовом, давно не виданном порядке. Мы забыли все, и все опасности, грозящие нам, по слухам, в будущем, теперь мы считаем преувеличенными. Мы предаемся беззаботному веселью, хотя оно и мало гармонирует с нашими измученными и бледными физиономиями.