Ну а они, спрашивается, чем хуже? Вот и стали в этом году друзья ещё в солнечные апрельские деньки шастать то в Серёжкин, то в Тошкин огород. Получилось как нельзя лучше: и тайну сохранили, и загорели на славу. На Первомай папа удивлялся: "Что-то быстро на тебя, Серёга, в этом году загар липнет!"
— Вставай! За работу!
По умению появляться в самое ненужное время Вен, наверное, себе равных не имел во всём этом мире. Пришлось вырваться из плена воспоминаний и снова ворочать тяжёлые бочки. На этот раз в паре с Тино. Потом Тино сменил Морон, а того — Кау. Рыжий повёл себя немного странно: сначала всё время смотрел куда-то в сторону, а потом, когда они спустили бочку вниз и катили её по пирсу, вдруг спросил:
— Слышь, Шустрик, а ты правда на меня больше не злишься?
— За навоз? — уточнил Серёжка.
— Ага, — смущённо подтвердил Кау.
Мальчишка сделал короткую паузу, а потом честно ответил:
— Не злюсь. Раз уж мы теперь одна команда, то чего злиться. Тогда уж надо было отказываться. А соглашаться и злобу таить — это нечестно.
— Странный ты какой-то со своей честностью, — признался рыжий.
В Серёжкиной памяти всплыл странный сон, приснившийся во время морского путешествия.
— Я — Серёжка Яшкин, такой, какой я есть. И другим быть не хочу.
Кау обречено вздохнул, но в сторону больше не косил, видимо, поверил, что прощён.
День всё сильнее клонился к вечеру. Бочки кончились немного раньше мешков.
— Давай, мешки таскай, — хмуро велел Вен вернувшемуся Кау и покосился на стоящего рядом Серёжку.
Мальчишка не знал, что делать. С одной стороны, хотелось помочь ребятам. С другой, разгрузка вымотала его до предела. Сейчас он искренне не понимал, как мог несколько часов назад предлагать Лаусу продемонстрировать ходьбу на руках. Теперь его и ноги-то еле держали. К тому же, будь он даже в полном порядке, всё равно мешки были для него явно тяжеловаты.
"А пусть сам решает", — осенило вдруг парнишку. — "Прикажет таскать — чёрт с ним, потащу".
— А мне что делать… господин доктор? — вкрадчиво поинтересовался Серёжка, одарив Вена наивно-простодушным взглядом.
В глазу надсмотрщика на мгновение мелькнуло разочарование. Мелькнуло и сразу исчезло, так что мальчишка даже не понял: было ли это на самом деле или ему только показалось.
— Я что третьего дня говорил? Тебе не силу упражнять, а гибкость. Забыл? — сурово спросил доктор.
Серёжка молчал, всем видом олицетворяя виноватую покорность.
— Ступай к мачте и сиди там, пока остальные не закончат работу, — распорядился Вен.
К счастью, работы синим оставалось не много: кому по два мешка перенести, а кому и вовсе один. И снова на Серёжку никто укоризненных взглядов не кидал, все понимали, что ворочать такую тяжесть малышу не под силу. Никто его не упрекнул, и когда возвращались в школу. Настроение у всех было весёлое, приподнятое, и Серёжка совсем не ожидал, что в этот день его ожидают неприятные сюрпризы.