— Ну, и как там, в космосе? — спросили у него соотечественники.
— Очень интересно, только вот руки теперь болят, — ответил новый национальный герой.
— А почему болят?
— Да как чуть что: "Не трогай!", "Не лезь!"…
При рассказе последняя фраза сопровождалась характерной иллюстрацией: рассказчик робко тянул вперёд левую руку и тут же безжалостно хлопал по ней с размаху сверху правой ладонью.
Конечно, при надлежащем присмотре, в космос можно было практически безопасно отправить не только дилетанта-туриста, но даже обезьяну или собаку. И отправляли, особенно в первое время. Но специалисту-то под ним каково? Знаешь, что ты способен на многое, а за тобой следят, как за той самой обезьяной. Каким бы спокойным человеком ты ни был, но очень скоро злость начинает зашкаливать.
А всего-то и нужно дать человеку возможность почувствовать себя свободным, ответственным и принимающим самостоятельные решения. Если он умный, то лишнего на себя не возьмёт. А если, дорвавшись до самостоятельности, начнёт тут же демонстрировать всем встречным собственную крутость… Значит, никакой он не профессионал и до свободы не дорос. Пусть пока на поводке погуляет.
Словом, никого не задевая и ни о чём не расспрашивая. Мирон Нижниченко просто гулял по порту, рассматривая происходящее вокруг. Посмотреть было на что. Порт Плошта ничуть не походил на с детства знакомые Мирону крымские порты, хотя, во времена древних греков они, наверное, примерно так и выглядели.
Прежде всего, акваторию не ограничивали молы-волнорезы, наверное, их ещё просто не умели строить. Или до этого ещё не додумались, хотя, наверняка штормы всякий раз причиняли порту немалый ущерб: склады-то стояли совсем уж близко от воды. Маяк — круглая каменная башня метров пятнадцать высотой, возвышалась прямо посредине порта, среди складов. Всюду сновали работники: полуголые, в лохмотьях, растрёпанные, чумазые, они всё время что-то катали, таскали, волокли, словно мураши в гигантском муравейнике. Над портом стоял постоянный гомон, в котором, наверное, нелегко было расслышать собеседника. А ещё запросто можно было не услышать крик и оказаться на пути у очередных носильщиков. Мирон уже успел пару раз чувствительно задеть плечом какие-то ящики, а один раз едва не был сбит с ног огромной бочкой, причём катившие её ребята не только не соизволили извиниться, но и, судя по интонации, обругали чужемирного генерала на чём свет стоит.
У причалов легонько покачивались на легких волнах корабли. К удивлению Нижниченко, вёсел, которые он считал непременным атрибутом античного флота, нигде не было видно. В остальном же суда были очень похожи на картинки в книжках по древней истории или в музеях. Одномачтовые, с приподнятыми носом и кормой, на которой у большинства располагались два длинных рулевых весла, и с опущенными на середине бортами, через которые на причалы перебрасывали трапы. Мирона очень удивляло, что перекладина для паруса на мачте находилась не на верхушке, а внизу, у самой палубы, да ещё и сориентированная от носа к корме, а не поперёк. Похоже, аборигены так и не додумались, как облегчить себе жизнь, и, всякий раз, желая поднять парус, сначала подолгу кружились вокруг мачты. "Надо посоветоваться с Балисом и подсказать Йеми", — подумал генерал и продолжил обход порта.