— Литвин, ты чего не ешь, будто больной кутенок? — потрясая полуобглоданным куриным крылом, поинтересовался Никита.
— Это тебе только бы жрать… — проворчал в ответ Петр.
— А чего не пожрать-то? Пост кончился, а настоящего воина должно быть много. Вот и жрем-с…
— Вот когда меня на мечах победишь, то и будешь настоящим, — беззлобно поддел друга Петр и прихлебнул из чарки-уточки ржаного квасу.
Никита был парень неплохой, только вот излишне наивный, да и лишнего много болтал. Зато хорош в бою и надежен. Не раз они дрались рядом — Петр Литвин и Никита Ведьмедь: плечом к плечу, а то и спина к спине. Забыли уж, сколько раз друг другу жизни спасали. Но вот от Никитиных подначек Петра это не уберегало.
— Нет, Литвин, ты прям как Кириллка: того и гляди — заснешь, — не унимался дружок.
Кириллку, своего младшего брата, еще отрока — четырнадцать исполнилось где-то перед Введением, Никита уговорил тысяцкого взять с собой в Кернаву. Тот, услышав новость, радовался вовсю, но, похоже, переволновавшись, всю ночь не спал и теперь сидел насупленный, часто моргая глазами с длинными ресницами, да зевал украдкой, прикрывая рот ладошкой. А потом мелко его крестя — чтобы бес ненароком не влез.
— А бражки-то чего на стол не поставили, а батюшка-посол? — Никита перебросил своё внимание на сидевшего во главе стола псковского тысяцкого Твердислава, ныне волею князя — посла к князю Трайдяну в Кернаву. Тот недовольно засопел.
— Неча бражничать, аки смерд беспутный. Сказывали, в приграничных лесах лихие люди повадились купцов грабить.
— Так тем более, надо чарку-другую бражки принять, да и повстречать тех разбойничков. Эх, слева тать, справа — тать. Приятно с похмелья чеканом помахать.
— Языком ты горазд махать, Ведьмедь, — проворчал дружинник Флор Козел, сумрачный мужик лет сорока. Он, Петр, Никита и еще четверо воинов из княжеской дружины должны были охранять Твердислава да дьяка Селивестра в пути от Пскова до Кернавы. Сейчас всё посольство заканчивало завтрак, после чего надлежало пуститься в путь.
Петр хотел было отведать малосольного огурчика, но тут дверь отворилась, и в трапезную вошел княжий челядник Савоська.
— Петр, а Петр, князь-батюшка тебя кличет.
— Как кличет? — удивился тысяцкий. — Нам же выезжать надо, князь-то сам велел отправляться пораньше.
— Про то князь ведает, — уклончиво ответил Савоська, отступая от дверей в глубь сеней.
Петр торопливо поднялся, перекрестился, пробормотал молитву и, прихватив лежащий рядом на лавке теплый плащ, поспешил за Савоськой.
На дворе мало что темно, так еще ветер задувает, да и снег сыплет вовсю. Не видать почти ни зги, разве только в окошках недавно отстроенной князем церкви Святого Федора Стратилата свет горит: знать отец Андрей заутреню служит. Перекрестившись на неразличимые во тьме купола церкви, Петр поспешил к княжьим палатам. Хорошо хоть не очень холодно, даром что время крещенских морозов. Видно, теплой выдалась эта зима — только сретенские морозы и остались, а там уж скоро Новый Год