Отряд мародёров вырезали весь, до единого человека. Оставшись без полусотника, степняки не смогли дать достойного отпора, пытались удрать и на выходе из деревни угодили под русские стрелы. Рысёнок потерял только девять лошадей, а семь ратников получили ранения, без угрозы для жизни.
– Тороп! Да выходи уже, не ломать же дверь.
– Только попробуйте, всех порешу! – Раздалось изнутри дома.
-Боярин, это я, Рысёнок.
Дверь отворилась, шатнулась и рухнула на землю. Из прохода высунулся окровавленный меч, а за ним Тороп вместе со старостой.
– Айй! – Раздался визг из соседнего дома.
Вскоре к воеводе вывели уцелевшего степняка, без штанов и с разбитой в кровь головой. Завидив Торопа, кочевник попытался вырваться из цепких рук бенджинцев, но только усугубил своё положение. Следовавшая за селянами женщина, державшая в одной руке ухватку для горшков, а второй прижимая к себе дочку в разорванном платье, врезала по причинному месту степняка деревяшкой, а потом ещё и добавила. Выжившим оказался везунчик из пятёрки, на которую напал Тороп в самом начале боя.
– Ссильничать хотел. Еле от баб отбили. – Поведал бенджинец, державший скулящего мародёра за волосы.
– Янек!
– Да княже. – Староста поклонился.
– Воин с девками не воюет. Он ваш. – Рысёнок вскочил в седло. – Оружие собрать, мёртвых похронить. Тороп, за харч договорился?
– Эээ …, почти.
– Конечно, договорились, – подал голос Янек, – собрать только не успели, к закату, всё что надо – будет.
Перемётные сумки степняков были забиты всевозможным добром. Особую ценность представляли собой шесть искусно сделанных луков и почти семь десятков лошадей, которых могли опознать союзники. От табуна надо было срочно избавиться. Через два дня Рысёнок должен был выйти на соединение с ордой Байдара в районе Ополья и следовать на Бреславль. Вечером, когда русское войско празднавало победу, воевода вызвал к себе Торопа и, закрывшись в шатре, развернул при свете свечей большую карту.
– Лексей, в разговоре перед походом, когда передавал карты, обмолвился, что Бреславль устоит. Мы обойдём город с юга и выйдем вот сюда. – Рысёнок ткнул пальцем в нарисованную башенку с флажком, над которой было написано Легница.
– А как он мог знать, что город не возьмут?
– Спроси лучше, откуда он знал, что Краков падёт, да ешё то, что городской кремль продержится.
– И откуда?
– Ермоген не простой епископ. Дар у него от Бога, людей одним прикосновением исцеляет, видит то, что простым людям не подвластно. Он Лексею и рассказал.
Тороп задумался. Смоленский епископ и вправду был необычным человеком. Ему одному, из далёкой Никеи, слали сотни икон и благовония, в храмах появились святые писания в таких количествах, словно тысячи писцов, денно и нощно только и занимались тем, что скрипели перьями, выводя буковки. Освящённые Ермогеном доспехи не пробивала стрела, меч разрубал любое железо. А молчун-звонарь, внезапно заговоривший, да и сотни других случаев…