Как же она устала от всего этого!
Но бежать было некуда, да еще и Нед, вовсе о том не думая, постоянно подливал масла в огонь:
Сэр Эдвард и леди Карсдейл совершили вынужденную посадку на частном самолете… Сэр Эдвард и леди Карсдейл организуют автопробег на вершину Сноудона… Яхта Неда Карсдейла терпит крушение в заливе Монте-Карло! Языческая Богиня чудом избежала гибели!
Авантюрам Неда не было конца — и из каждого его приключения, удачей ли оно заканчивалось или неудачей, выходила отличная газетная новость. А Нед любил появляться на первых страницах газет — или, по крайней мере, любил хвастаться своими подвигами репортерам.
Когда ему звонили и просили комментариев, он обыкновенно отвечал:
— Заезжайте ко мне, старина, — выпьем рюмочку, и я вам все расскажу!
Среди журналистов даже ходила шутка: если тебе не хватает абзаца для светской хроники, смело звони Карсдейлам!
«Какой была свадьба, такой же стала и семейная жизнь», — думала Мона.
Ей помнилось, что Стенли Гантер нервничал. Рука его дрожала, когда он соединял ее руку с рукой Неда. Но сама она оставалась спокойной.
Да и что теперь могло бы ее расстроить? Все ее чувства погасли, исчезло все — остались только безразличие и отстраненность, словно она смотрела на мир сквозь толстое стекло.
Свадьба Лайонела была назначена через неделю. Что ж, хотя бы в этом она его опередила.
Он первым услышит о ее свадьбе, первым представит ее в объятиях Неда Карсдейла — а потом уж настанет ее черед думать о нем в объятиях Энн Уэлвин.
В газетах, вместе с объявлением о его помолвке, она нашла фотографии этой Энн. Мона внимательно их изучила. Милое, но заурядное лицо, глуповатая улыбка, открытый взгляд.
«Идеальная жена дипломата, — думала Мона. — Никогда не уронит честь мужа. Лучше всего она будет выглядеть лет в пятьдесят, когда малость округлится и поднаберется уверенности в себе».
«Надеюсь, Лайонел доволен! — с внезапной яростью мысленно добавила она. — Доволен, что женится на простушке, которая будет ему в рот смотреть!..»
Но сможет ли она целовать его так, как Мона? Будет ли он рядом с ней задыхаться от волнения и терять дар речи? Сможет ли она воспламенить его так, что он, забыв, о чем только что говорил, будет тянуться к ее губам… к нежному изгибу шеи… к щеке, на которую падает кружевная тень ресниц?
Одну фотографию Энн она вырезала из «Татлера» и сожгла в камине. Но это не помогло.
Пустота и какое-то внутреннее онемение, ощущение себя куклой на кукольной свадьбе — все это осталось с ней.
Однако ни свинцовая тяжесть на сердце, ни оцепенение души не сказались на сиянии ее красоты: подходя к алтарю и уверенно соединяя свою руку с рукой Неда, Мона была прекрасна как никогда.