Что ж, он оставляет треклятый городишко, изрядно пополнив его бюджет — чтобы не задирали налоги и чтобы люди вроде Лорин жили как у Христа за пазухой и ни в чем не знали нужды.
Ну, прямо благодетель, подумал Люк с кислой улыбкой. Благодаря ему даже этот старый проказник, Лерой Пелтнер, катается как сыр в масле, хотя именно он хотел отправить Люка в колонию для несовершеннолетних после того, как его поймали на краже сигарет в магазине Пелтнера. «По нему так и так тюрьма плачет, — всегда говорил Лерой, — раньше или позже, какая разница?»
Лишь один человек в Коффинз-Гроув ничего не выгадал от нечестно добытых Люком доходов. Одна злобная старуха, которая не получила ни шиша.
Он любил, чтобы деньгами было удобно распоряжаться, и держал их на разных банковских счетах в Швейцарии, в ценных бумагах на предъявителя, в потайных местах неподалеку от «Фонда Бытия». Свой тайничок — регулярно, кстати, пополняемый — был только у Кальвина, единственного, кому он доверял, и Люк считал, что должен ему.
Эстер Блессинг он тоже кое-что задолжал. Она похоронила троих мужей, и все они, наверное, испытали огромное облегчение, избавившись от нее. Гарри Блессинг был хозяином местной скобяной лавки, и поговаривали, что он любит разглядывать снимки голых детишек, поэтому, по мнению Люка, эти двое стоили друг друга. Он был еще жив, когда Люк вернулся в Коффинз-Гроув в первый раз и шутки ради припрятал две тысячи долларов в ценных бумагах на предъявителя под фундаментом старого дома Эстер Блессинг.
Учитывая маниакальную страсть старухи к уборке, действовать приходилось осторожно. Но за прошедшие годы, в те разы, когда он тайно наезжал в город, клад оставался нетронутым, и каждый год он добавлял к начальной сумме еще немного.
Деньги были на месте и теперь, когда он пришел за ними. В темноте грохотал телевизора, но, к его удивлению, хозяйка, похоже, смотрела новости. Прежде интересы Эстер не шли дальше игровых шоу — разве что где-то обещали большое кровопролитие.
Освещение тоже было какое-то странное. Внизу все темным-темно, хотя старуха всегда оставляла свет включенным. В спальне свет горел, а в ванной нет.
Люк до сих пор ненавидел Эстер с какой-то детской страстью, которую так и не перерос. Больше из-за того, как она обращалась с его матерью, чем из-за страданий, выпавших на его собственную долю. С этой своей ненавистью он не делал ничего, боясь, что поддастся ярости и не сможет остановиться, а мысль о том, чтобы придушить старуху, ему претила. В глубине души Люк знал, что рано или поздно так оно и будет — как бы он ни противился этому.