Ну а сама стала разбирать крышу в сараюшке. А охотнику пришлось — в доме! Пока проснулся — от грохота, пока понял, что через дверь не выйти, пока верх разбирал, туша в лес переселилась.
Стреху разбирать — к покойнику. Ну да охотник белолобую в покойники записал. У них, у росомах, как бы повязка на лбу — у кого жёлтая, у кого рыжая, почти и не заметная, а у иных вовсе белая. А ещё шлея по боку, тоже светлая. Сделал лучшую ловушку. В такие росомахи попадаются. Те, что поглупее — всегда. Да и эта… Пришлось охотнику дерево расщепить, да распереть половинки. Заложить между тушку заячью, и ждать.
Сделал свое дело и спать пошёл. Спал и видел во сне, как наглая зверюга воет, насмерть сжимаемая половинками дерева. Не учёл одного — если дотянуться когтями до дерева и изо всех сил рвануться вверх и только вверх, пока не хрустнули рёбра, пока осталась сила от последнего вдоха — то вырваться можно. А в маленькое окошко, в которое человеку не влезть, росомаха проникнуть может.
Она будить охотника не стала. Так и полоснула по горлу во сне. Мы его так и нашли — улыбающимся. Добренькая она, росомаха. Я бы непременно разбудил врага, прежде чем убить. Чтобы тот прочувствовал. А ты?
— Не знаю, — сказала Сиан, — Не знаю. Но на Майни это похоже. И страашно!
Эгиль кивнул.
— Оборотень всегда похож на свою звериную форму. Даже когда человек. Но росомаха это не всегда пакости и месть. Вот могу рассказать, как росомаха на хуторском подворье жила. Щенком её подобрали, молочным и слепым. И дёрнула хуторянина нелёгкая вырастить её при доме, как собаку. Волчья порода, говорит, людям служит — пусть и эта порасстарается. Так и оставил. Сначала в доме держал. Потом стал во двор выпускать. И, знаешь, безобиднейшее вышло существо. То есть действительно безобидное — ни оно, ни его. Петух задирался — тыльной стороной лапы отмахнулась. Далеко летел, куры так не умеют… Одна беда: жрать — прорва бездонная. Ей не жалели, даже и мяса. И то, бывало, не хватало. Ну, она своё на скотном дворе добирала. Не то, что ты подумала, нет. Что у лошадок в тороках, что у свиней в корыте — это да, а чтоб саму скотину тронуть — никак. И всякий человек к ней привык.
В хозяйстве с неё проку никакого. Днями спит, ночью ходит. Часто — по крыше. Ещё любимое занятие было у неё: снаружи в окна заглядывать. Висит на когтях снаружи и сквозь пузырь пытается рассмотреть — а чего там внутри творится? Нет, чтоб внутрь зайти, посмотреть. Хотя спала в доме.
Безобидная, я говорил? Было одно исключение. Собаки. Всех на хуторе извела. Не успели они до неё до маленькой добраться — а уж как старались. Знали, смерть растёт собачья… Ну и потом — если кто приезжал с собакой, уезжал, стало быть, без. И ведь козла бодливого — не задрала. На стенку от него, бывало, взлетит и смотрит сверху насмешливо.