Параллели между прогрессивным и реакционным национализмом Хобсбаума и плохими и хорошими нациями Маркса и Энгельса видны невооруженным глазом. При этом Хобсбаум особо критикует «новый национализм», который захлестнул мир в результате падения коммунистической системы — той самой системы, которая «сумела установить политическую стабильность на большей части Европы» и чей распад привел к краху «плановой экономики и ее неизменного спутника — социальной защищенности».
В этой связи нелишним будет напомнить, что Советы установили эту политическую стабильность, посылая войска в Прагу в 1943 и 1968 году, в Берлин в 1953 году и в Будапешт в 1956 году, построив берлинскую стену и заперев сотни миллионов людей за железным занавесом. Что же касается социальной защищенности, то она походила на пайку, которую получает зэк от тюремного начальства.
То, что ведущие теоретики postidentity заимствовали свои идеи из марксизма, неудивительно: Хобсбаум присоединился к британской компартии в 1930-е годы В течение многих лет он был апологетом СССР и оправдывал вторжение в Венгрию даже тогда, когда другие компартии осудили его В автобиографии, опубликованной в 2002 году, через много лет после того, как преступления коммунистического режима стали достоянием гласности, этот уважаемый профессор писал: «До сих пор я ловлю себя на том, что отношусь к памяти и традициям СССР со снисходительным всепрощением, пониманием и нежностью». Как он сам признался, «я все еще несу в себе мечту Октября».
Не все лидеры postidentity мечтают об Октябрьской революции, но идеи Хобсбаума о мире, лишенном наций, по-прежнему пользуются широким спросом и резонируют в работах других идеологов postidentity. Мэри Калдор, профессор Лондонской школы экономики, также критикует плохой «новый национализм», который обращен к традициям прошлого, имеет глубокие культурные корни и служит для того, чтобы «узаконить существующие национальные государства» путем исключения представителей других национальностей. По Калдор, именно этот национализм особенно агрессивен, он «выражает глубинную связь современного государства с войной» и фактически «имеет много общего с религиозным фундаментализмом»; то есть национализм сам по себе становится формой религиозного фундаментализма В отпичие от него «хороший национализм» — это то, что она называет «малым» национализмом, который носит не политический, а культурный характер. Он прогрессивен, потому что понимает свой собственный временный характер и готов играть свою роль в процессе глобализации мира, то есть, в конечном счете, раствориться в глобальной Европе.