Шаги приближаются, шаги стихают. Волны накатывают на меня, а я мертвецки пьяный лежу в полосе прибоя. Меня покачивает взад и вперед.
Взад и вперед покачивает меня волна.
— Веум?
Волна накрыла меня. Сентябрь темен. Солнца маловато.
— Веум! — Голос кажется знакомым, но не родным. Кто бы это мог быть?
Я открыл глаза и увидел потертый коричневый пол. Мой голос искажен до неузнаваемости, язык в металлических тисках. «Алло?» Во мне рождается эхо, мерзкое и уродливое. «Ал-ал-ал-л-ло-оо-о».
Меня тошнит. В животе словно огромный камень. И от этого больно. В виске будто пуля сидит, а затылок живет своей обособленной жизнью, не имеющей ко мне никакого отношения.
— Поднимайся! Да что с тобой? — Этот голос… Восточный диалект!
Где последний раз жизнь сталкивала тебя с кем-нибудь из восточных, Варг?
То есть нет, наоборот, это его она столкнула с тобой.
Сильные руки перевернули меня. Я застонал. Потолок оказался ужасно близко. Грязный потолок — мыть пора.
— Эй! Ну ты пришел в себя?
Голос надо мной куда-то удаляется, лицо уменьшается и притягивается к потолку. Комната растет вверх, но я теперь лежу на дне сверкающей стеклянной банки. А лицо это я где-то видел.
Я резко сел, затем перевернулся и встал на четвереньки. Голова болтается из стороны в сторону. В ней — раскаленные угли, но если держать голову прямо, то они не так жгут. Шаги удаляются, опутывают меня каким-то замысловатым узором. То проникают в голову, то звучат в коридоре.
Короткий недружелюбный смешок.
— А забавно ты выглядишь.
Я тоже рассмеялся. Ха-ха. Я чувствовал себя королем дураков, любимцев крысоловов.
Я пополз по направлению к стене, туда, где должна была находиться стена, и, держась за нее, медленно поднялся. О, о, о, миссис Робинсон, звучала во мне какая-то старая песенка.
Голоса ширились, как круги по воде, отвратительная какофония заполняла мою голову. Слова отзывались в ней эхом. Тем, кто молится, место на небесах, ах, ах; ах, ах. Колени, казалось, вот-вот должны были подкоситься, но пока еще держали. Я озирался по сторонам, словно видел эту комнату впервые: плинтуса тянулись на уровне пояса, выше — старые обои, стол с круглыми полированными ногами, и повсюду разбросаны журналы.
Засунув руки в карманы модных белых брюк, широковатых в бедрах и узких в щиколотках, в легком светлом пиджаке, белой рубашке и широком галстуке в красную клетку Карстен Вииг взирал на меня, слегка изогнув бровь и кривя тонкие губы. Поскольку я чувствовал себя немощным, как листок ясеня, и бледным, как простыня, он показался мне еще более загорелым и цветущим, чем прошлый раз. Все в нем сияло: и короткие блестящие волосы, и белозубая улыбка. Конечно, он был достоин первого приза в соревнованиях, участвовать в которых я не собирался. Сейчас состоится вручение диплома победителю.