— А ты тренируешься сейчас, Веум?
А Эве Енсен он пояснил:
— Мы с Веумом несколько раз наступали друг другу на пятки, когда он работал в комиссии по делам несовершеннолетних и бегал за команду ратуши.
— Сейчас я мало бегаю. Если только хорошая погода и душа на месте.
— Может быть, встретимся во время бергенского марафона осенью?
— Может быть, Веум. Может быть.
— Ладно, пока.
Я кивнул им обоим. Эва Енсен была одета во все голубое: голубая блузка и голубая бархатная юбка. Идя по улице, я все время вспоминал ее улыбку. Если бы я встретил ее несколько лет назад, то, вероятно, влюбился бы. Но не сейчас. Сейчас я — развалина, оставленная крепость, давно не вспаханное поле. Такое у меня состояние. Это началось со мной в прошлом ноябре.
Когда я встречаюсь по делу с полицейскими, вроде Хамре, Мууса и Вадхейма, меня всегда тянет на размышления об их личной жизни.
У Якоба Е. Хамре с личной жизнью ясное дело все в порядке. Наверняка симпатичная жена, которая печет полезный для здоровья хлеб из муки грубого помола, у него двое розовощеких детишек; после обеда он выводит младшего на детскую площадку, а по вечерам ходит на родительские собрания к старшему; за чашкой кофе он обсуждает с соседями футбол и политику; по воскресеньям совершает прогулку в близлежащие горы, раз или два в месяц ходит с женой в кино или театр, иногда водит ее в ресторан, чтобы угостить вкусным обедом. Любовью он занимается с женой регулярно, и нельзя сказать, чтобы при этом он не испытывал страсти, хотя я бы ничуть не удивился, если после этого он спокойно встает и начинает причесываться.
Данкерт Муус, напротив, принадлежит к тому типу отцов семейства, которые требуют, чтобы к их возвращению с работы все бы стояли по стойке «смирно», обед был подан на стол, а газета, аккуратно свернутая, лежала на папочкином любимом месте на диване, чтобы потом быть прочитанной за вечерним кофе. Я предполагаю, что вечера он проводит перед телевизором, положив ноги на стол; на расстоянии вытянутой руки стоит бутылочка пива; а он ворчливо комментирует телевизионные новости, прогноз погоды или вечерний спектакль в телевизионном театре.
Судя по выражению затаенной тоски в глазах Вегарда Вадхейма, он принадлежит к числу тех, у кого личная жизнь не складывается. Не знаю, почему, но я всегда представляю его в сумрачной кухне, за столом, накрытым на двоих. На столе две рюмки красного вина. Напротив сидит женщина с длинными светлыми волосами и чувственным лицом. Они сидят, склонившись друг к другу, и говорят о чем-то для них очень важном. Время от времени мне представляется другая картина: женщина встала, подошла к окну, вглядывается в осеннюю тьму, а он держит ее за запястье; иногда я вижу, как она идет к двери, а он возвращается за стол и печально смотрит ей вслед. Я представляю, как он стоит у своей кровати и собирает чемодан, аккуратно складывает одежду, экземпляры своих двух стихотворных сборников, швыряет туда несколько спортивных медалей, потом идет в детскую и, немного постояв у двери, гладит спящих детей по головкам. Мне кажется, я как наяву вижу его спускающимся по ступенькам узкой лестницы в темном подъезде, а светловолосой женщины уже и след простыл. Три мгновения из жизни мужчины.