В обычное время фамильярность Сингха возмутила бы Сигизмунда, но сейчас он обращал внимание только на смысл сказанного.
Процессия вошла в открытые двери зала. Дорн слегка хмыкнул за спиной первого капитана.
— Требуется — это слово вызывает у меня подозрения, старый друг, — ответил примарх.
Астартес наблюдал за Арминой Фел и её свитой — они остановились у входа. Астропат подняла руки к пустым глазницам. На щеках блестели слезинки. “Она плачет”. Один из стоявших рядом с ней кустодиев трижды ударил торцом копья по каменному полу. Звук разнёсся по поддерживаемому колоннами залу.
Дорн медленно поднял голову.
— Новости, — спокойно сказал он и посмотрел на Армину Фел. На миг Сигизмунду показалось, что он увидел какую-то эмоцию, мелькнувшую на лице отца. — Всё в порядке, госпожа. Прошу скажи нам то, что должна.
Губы женщины задрожали.
— Сообщение с Истваана, повелитель, — у Армины сбилось дыхание.
Дорн вышел вперёд, когда он протянул руку, с неё откинулся рукав чёрной мантии. Он мягко приподнял голову астропата, пока её пустые глазницы не посмотрели на него.
— Госпожа, — мягко спросил он. — Что случилось?
Фел успокоилась, вернулись самообладание и достоинство, словно ей передались спокойствие и сила примарха. Она начала размеренно говорить, чётко воспроизводя сообщение:
— Имперская контратака на Истваане 5 провалилась. Вулкан и Коракс пропали без вести. Феррус Манус погиб. Повелители Ночи, Железные Воины, Альфа Легион и Несущие Слово присоединились к Гору Луперкалю.
В зале никто не шелохнулся. Чёрные стражи и кустодии стояли подобно статуям из гагата и золота. Вадок Сингх просто уставился на Армину, тлеющие угольки в трубке остывали и превращались в серый пепел. Мгновение Сигизмунд ничего не чувствовал, словно услышанное опустошило его. Один примарх убит. Двое пропали. Трёх легионов нет. Четыре переметнулись к врагу. Всё уместилось в несколько слов.
“Вот оно. Как она и показывала. Настоящее начало конца. Если предали ещё четыре легиона, почему и другие не могут? Они придут сюда и здесь мы должны стоять. И мы будем стоять — одни”. Астартес понял, что дрожит — напряжённые мышцы пришли в движение под покрытой шрамами кожей. Мгновение он обдумывал вопрос: страх ли это? Давно позабытые эмоции вернулись спустя столько времени? Потом понял: ненависть. Столь яркая и сфокусированная, что её почти можно увидеть. “Пусть приходят. Здесь будет стоять мой отец, и я буду стоять рядом с ним”.
Руки Дорна опустились с лица Армины. Глаза выглядели как чёрные провалы в каменной стене. Он излучал жесточайший самоконтроль, словно ледник холод. Примарх посмотрел на Сигизмунда. На мгновение капитану показалось, что он увидел в глазах отца быстро подавленную вспышку гнева — отражение своей ярости.