— Кто?
— Джонка. Лодка китайская, с домиком. На них китайцы плавают по великой реке Янцзы.
— Так это — река?
— А как же!
— А почему луны нет?
— Так вот же она!
— Нет, это в небе, — сказал Ёжик. — А луна должна ещё быть в реке.
— Пожалуйста! — Медвежонок пририсовал луну.
— А это кто?
— Китаец.
— А что он делает?
— Не видишь? Сидит у костра, варит суп.
— Китайцы суп не едят.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, раз говорю.
— Как ты можешь знать, едят китайцы суп или нет, если не слышал о великой китайской реке Янцзы?
— Почему не слышал? Знал, да забыл.
— А про суп помнишь?
— Все помнят. Кто же не знает, что китайцы суп не едят?
— А что же они едят?
— Рис, — сказал Ёжик.
— Утром рис, днём рис и вечером?
— А не знал? Утром — утренний, днём — дневной, а вечером — вечерний. Кушанье так и называется — «Вечерний рис».
— Что же, у них для каждого блюда особый рис?
— Ещё бы! И все разные. В понедельник — один, а в субботу — уже совсем другой. А в праздники…
— Да что ты мне: рис, рис! Ты же о джонках не слышал.
— Слышал, да забыл, — сказал Ёжик. — А рис всегда помню.
— Ладно, — сказал Медвежонок. — Нравится тебе мой рисунок или нет?
— Очень нравится, — сказал Ёжик. — Особенно костёр! Он потух, да? Китаец сварил рис, а костёр потух.
— Не рис, а суп, — сказал Медвежонок. — И не потух, а еле тлеет. Китаец сейчас будет картошку печь.
— Ха-ха-ха! — расхохотался Ёжик. — Да где же ты слышал, чтобы китайцы ели картошку?
— Эх ты! — покачал головой Медвежонок. — Великого китайского поэта не знаешь. А он жил знаешь когда? Когда ещё наших бабушек и дедушек не было! Так вот, он писал: «Сейчас напеку картошек и поем».
— Ага! Вспомнил! — закричал Ёжик. — И дождь, говорит, как цапля, ходит по тростниковой крыше!
— Верно! У кого есть великие поэты — всё помнят, — важно сказал Медвежонок. — И про картошку тоже.
Прибежал Заяц.
— Эй, вы! Вы чего сидите? Идём гулять!
— Гулять! — проворчал Ёжик.
— Иди стихи пиши, — строго сказал Медвежонок. — Садись и пиши. И чтобы всё по правде!
— Ты способный, — сказал Ёжик. — У тебя получится.
Заяц пожал плечами и, оглядевшись, пошёл от дома Ёжика.
«Что я, Филин, что ли? — думал Заяц. — Стихи писать! У меня и очков нету…»
А Ёжику с Медвежонком вдруг стало грустно-грустно, оттого что у них в лесу нет ни одного великого поэта, который бы всё как есть написал и про дождь, который, как цапля, ходит по тростниковой крыше, и про печёную картошку с хрустящей корочкой, от которой, когда её разломишь, идёт золотой дымок.