Тот бритоголовый из районного ДОСААФа долго вертел в руках его заявление, читал и перечитывал автобиографию - жизнь только начиналась и казалась бесконечной, и вся она укладывалась тогда в пять фиолетовых строк, написанных пером № 86, тусклым желтым пером, которое писало с правильным нажимом.
-- Отец где? - спросил бритоголовый.
- Нет отца.
- На фронте погиб?
- Не на фронте.
- А где?
- Мне не сказали. Где другие, там и он.
- Дела,- сказал бритоголовый инспектор и замолчал. Мостовой все понял и встал, чтобы уйти. Инспектор посмотрел на него исподлобья и крикнул: - Сядь! И что вы такие обидчивые? Всем летать хочется, да не всем можется. Мне вот тоже полетать бы, а я вместо этого заявления читаю. Ты в каком техникуме?
- В финансовом.
- Ну и считал бы себе деньги. Так нет, ему в небо надо. Кончилась война, понимаешь, кончилась, не станешь ты трижды героем Покрышкиным!
Всю жизнь, до самой пенсии, Дмитрий Степанович считал деньги, большей частью чужие. Он не раз говорил себе - мне просто повезло, что я не попал в летную школу. Мне просто повезло, что бритоголовый не стал дурить мне голову, а сразу определил на вечерние курсы водителей. Правда, у меня всю жизнь не было своего автомобиля, но я иногда ездил на чужих. И что из того, что я так много растерял, пока добрался до шестидесяти, зато теперь у меня есть горбатый...
При этой мысли все былые заботы растворялись в сиюминутной радости. Дмитрий Степанович отпускал руль, руки его расслаблялись, и он лишь слегка, одними пальцами, подправлял рулевое колесо, чтобы машина верно держала дорогу.
На овощной базе картошку перебирала бригада, присланная из шефской организации. Нашему читателю об этом рассказывать не надо, сам собаку съел; но, глядишь, переведут рассказ на зарубежные языки, и посыплются вопросы: как это так? что за шефская организация? Положим, что это за организация в данном конкретном случае, мы все равно не скажем, вывески у нее нет, адрес в справочниках не обозначен; а в общих чертах, что за шефство, как оно выглядит,- это можно.
Представьте себе большой зал, сырой и холодный, в котором стоит - то есть в том смысле, что на полу, стоит всегда, а в том, что не работает,большей частью,- так вот, стоит громоздкая машина, от которой отходят в стороны два заляпанных грязью транспортера. Время от времени подъезжает электрокар - осознали связь с сюжетом? - и сыплет в бункер машины картошку. Приходят в движение транспортерные ленты, неторопливо несут на себе темное месиво с вкрапленными в него картофелинами. Вдоль ленты стоят те самые шефы - большей часть женщины в заношенных пальто, поверх которых самые аккуратные надевают клеенчатый фартук. Руками в резиновых или тряпочных, совсем никудышных перчатках они брезгливо снимают грязь и гниль и швыряют в стоящие рядом контейнеры. Целые же клубни вместе с тем, что брезгливые женщины не успели выкинуть, сыплются в мешок. Его оттаскивают от машины тоже шефы, но не женщины, а мужчины. Мешки отвозят обратно в хранилище, где картошка снова потихоньку гниет и по прошествии времени опять поступает на конвейер. Возможно, некоторая часть клубней попадает также в магазины, но поручиться за это нельзя.