В конце коридора послышались чьи-то шаги. Валерий поспешно оглянулся, подумал, как будет стыдно, если его здесь застукают за подслушиванием, и поспешил к отцу.
Ненависть бурлила кипящим чайником.
Мысль о фамильных ценностях преследовала Валерия чересчур упорно. Настойчивой и дерзкой она оказалась, эта мысль, и отвязаться от нее он не мог, как ни пытался. А упорством в достижении своих задач Валерий обладал недюжинным, мать твердила: наследственным, панинским.
— В конце концов, — поделился он тем вечером с Арамом, — почему бы мне не найти дедовские драгоценности? Я имею на них полное право, как единственный наследник рода Паниных. Сечешь? У дяди детей нет, он сам говорил… Но куда он провалился? Никак не могу поймать…
Дядька выглядел чересчур загадочной и странной личностью. Валерий не раз набирал номер его телефона, но трубка неизменно нудно отвечала бесконечными хриплыми, словно прокуренными гудками, напоминающими мерзкий голос мужеподобной медсестрицы. Дядька явно дома бывал редко. Или мать дала неверный номер, обманула. Хотя очень на нее не похоже.
Валерий попробовал вновь пристать к ней с вопросами, но, конечно, толку не добился — Галина Викторовна опять нахмурилась, свела темные широкие брови в одну почти сплошную грозную линию и объявила, что с братом у нее давно отношения сложные и ей не хочется возвращаться к разговору о нем.
Круг замкнулся.
Галина Викторовна догадывалась о метаниях сына. И все чаще и пристальнее посматривала на него. Валерий бесился и еле сдерживался, чтобы не нахамить в ответ. Хотя на что ему было грубить? На взгляды? Да мало ли кто как на кого посмотрит… Тем более мать…
Вечерами они по-прежнему беседовали на медицинские темы. Галину Викторовну тоже удивляло, почему сын решил специализироваться на психиатрии, хотя до специализации еще довольно далеко. И он нехотя объяснил:
— Мне трудно спокойно видеть и слышать этих несчастных, у которых природа по злобному умыслу или просто по недомыслию перепутала что-то в мозгах. Этих странных, неадекватных людей, то бросающихся на окружающих, то вымаливающих себе взглядами сострадание… А общество не способно на жалость. В крайнем случае малость посочувствует безногому, но только не психопату. Эти всегда изгои. Я однажды задумался над ними да так и застрял на своей мысли навсегда. Потом я где-то вычитал рассуждение одного профессора неврологии из Штатов. Он утверждал интересную вещь. Якобы в большинстве всех наших заболеваний главный застрельщик — психика, и большинство из этих болезней могут пройти, если устранить психические расстройства. Понимаешь, как это серьезно?