Я бросила взгляд на пустой кошелек, а потом устроила короткую экскурсию в будущее. Сперва мы пойдем в кино. Потом на пиво. Потом, возможно, на дискотеку. Вальди влюбится, а я? Использую его как моделин, которым залеплю место, оставшееся пустым после Рафала и Прекрасного Незнакомца? Это не есть хорошо. Второй вариант. Я влюбляюсь, подзалетаю, а дальше все как в новелле Иолы о молодом красавчике. Тоже не есть хорошо. Ладно, разрешу эту проблему честно и без уверток. К сожалению, слишком поздно.
— Слушай, Вальди, — начала я, — ты классный парень, перед тобой большое будущее. А я? Говорить неохота. Мешок проблем, истинный ящик Пандоры.
— Я хотел лишь пригласить тебя в кино, — отвечал Вальдек, — а ты мне про ящики…
— Но ты же не любишь кино, — принялась я объяснять. — А раз ты идешь на такую жертву, это значит, что я тебе нравлюсь.
— И что в этом худого?
— Ничего, только…
— Только невежде вроде меня рассчитывать не на что? Это ты хотела сказать? Небось думаешь: «Этот Вальди симпатяга, но глуп, как матрац, так что лучше держать его на расстоянии».
— Вовсе я так не думаю!
— «В кино не ходит, в ящиках из Памдоры не сечет», — продолжал Вальдек. — Небось, ты чувствуешь себя выше и умнее, чем Вальдус Лопухевич, да?
— Но…
— Мечтаешь о большой любви, но не с тупарем.
— Да не мечтаю я…
— И потом приходят такие и говорят о толерантности. Да нет ничего более унижающего, чем эта ваша толерантность.
— Да никакая я не толерантная! — только и успела я вставить, потому что Вальдек не унимался:
— Это уж точно. Потому что если бы ты была толерантная, то пошла бы в кино. А если тебе не хочется со мной ходить, то сказала бы: «Вальдус, ты отличный парень, но я люблю другого».
— Именно это я и пытаюсь тебе сказать! — рявкнула я. — Мне нравится другой. Может, это и не любовь, но…
— Ты ходишь с ним?
— Нет.
— У тебя есть свободное время?
— Есть.
— Так что тебе мешает пойти со мной в кино?
Действительно. Что мне мешает?
— Не знаю.
— А я знаю. Ты просто не хочешь общаться с плебсом. Плебс хорош на картинах Брейгеля, и пусть там и остается, да?
— Ты знаком с Брейгелем? — изумилась я.
— Лично нет, — пошутил он.
— Но с картинами?
— Знаком. И с Брейгелем, и с Моне, и с Клим-том. Прежде чем поступить в Академию физвоспитания, я жил с того, что делал копии. Короче, насмотрелся всех этих Пикассо и прочих. Но сильней всего мне нравился Брейгель.
— Невероятно.
— Вот ты и выдала себя. Для тебя я Вальдус Матрац. С таким можно потрепаться в кафе, можно позволить перетащить шмотки, и на том конец. А когда оказывается, что он знает нескольких художников, сразу же удивление. «Невероятно, — передразнил он мой голос, — а у тебя нет в загашнике еще каких-нибудь фокусов? Может, ты ногами умеешь жонглировать?»