Бледная, застывшая, как изваяние, девочка молча взирала на волшебников, и по её щекам стекали капли дождя.
В почтительном отдалении от юной королевы стояли советники, а по совместительству теперь и опекуны.
Девочке хотелось кричать. Хотелось сорваться с этого серого балкона, взмахнуть невидимыми крыльями и улететь в дымчатую даль, там, где тоже свободно журчит дождь. Улететь, исчезнуть, забыть болезненное золотое сияние, сжигающее душу.
- Лэй, - шёпотом выдохнула она, ни к кому не обращаясь. - Где мой брат?
Дождь падал на бледные щёки. Дождь мерно шелестел, успокаивая.
А ей так хотелось кричать. Завопить от боли - она уже знала ответ.
Ах да, боли же нет...
- Ваше Величество.
Склонившемуся в почтительном поклоне лорду Онреду пришлось повторить три раза - только тогда девочка чуть заметно повернула голову, показывая, что слушает. Его голос сливался с десятками возгласов "Да славится королева!", там внизу, где лишь неделю назад возвышались темницы Иллариуса Безумного.
- Ваше Величество, ваш брат...
Девочка подалась назад, и пришлось шагнуть к ней, осторожно поддержать за локоток.
- ...мёртв.
Серые глаза распахнулись, став просто невозможно огромными. Лицо ещё больше побледнело, хотя казалось - дальше уж некуда. Рот приоткрылся, и Онреду пришлось обнять юную королеву, прижав руку в шёлковой перчатке к её губам, заглушая отчаянный крик, полный тоски и леденящего, беспросветного ужаса.
Нет больше боли. Только безысходность, когтистыми пальцами хватающая сердце. Только горе. Только страх.
Но боли больше нет.
Взамен - серый дождь, и стройный хор бесчувственных голосов.
- Да славится королева!
***
- Да славится королева Сиренити!
Наверное, тогда я потерял сознание, потому что очнулся уже один и совсем в другом месте. Но даже там, в чёрном небытии меня преследовали эти два слова, сказанные с таким равнодушием и той самой фальшивой нежностью... "Шериада мертва".
Моя сестра мертва.
Маленькая Шери с грустными глазами... Моя маленькая, беззащитная сестричка, не способная произнести ни слова. Немая от рождения... хрупкая... моя хрустальная куколка, которую надо защищать - всегда. Никогда не отпускать от себя, всегда вместе, всегда рядом...
Умерла?
Мир перевернулся с тех пор.
Меня всюду таскали за собой, как привязанного. Только хозяева, или, как они любили называть себя, опекуны, менялись. Внешне. А вот их отношение оставалось постоянным. Брезгливое пренебрежение к мальчишке-человеку - "смертному", за которым приходилось - именно приходилось - приглядывать. Да, темницы, пытки, увечья остались в прошлом. Но боль не исчезала. Как и плен.