— Знаю, — сказал Гузман. — Лет десять назад у меня был роман, небольшой, на полгода, так она мне только недавно сказала, что знала о нем.
— Знала десять лет и не проговорилась?
— Да.
— Тогда она действительно великая женщина.
— Конечно. Я ее так и зову: Евдокия Великая.
— А что с отцом? — перевела я разговор, заметив, что Гузман посмотрел на часы.
— Травма позвоночника, не опасная. Я не исключаю, что мосле несложной операции он встанет на ноги. Но сегодня ему сделали томографию мозга и обнаружили опухоль. Я вначале думал, что врачи ошибаются, он проходил у меня через томограф полгода назад. Поехал, посмотрел сам. Опухоль есть. Перед этой катастрофой он три месяца провел в Бразилии, процесс, вероятно, только начался, солнце могло активизировать его: он же никогда не прикрывает голову. Если это злокачественная, то последствия могут быть самые разные.
— Какие?
— Иногда одной операцией не обходимся. Бывают и две, и три, и пять. А сердце у него… Ты же знаешь, у него был инфаркт.
Об инфаркте я ничего не знала.
— Так что, если ты собираешься ехать отдыхать, лучше тебе все отложить. Может, придется выхаживать.
— Операцию будете делать вы?
— Обычно хирурги стараются не оперировать родственников и друзей. Посмотрим. Я знаю только одно: Иван надолго вываливается из тележки.
— Он знает об этом?
— Да. Я ему сказал.
— А что он?
— Ничего. Попросил сигарету.
— Я бы тоже закурила.
Это была уже пятая сигарета за день. Мы с Гузманом выкурили по сигарете.
— Не затягивайся, когда куришь, — порекомендовал Гузман. — Это называется быстрое курение, которое наносит удар по сосудам сердца и мозга. Курить, как и жевать, надо медленно, получая удовольствие и не нанося вреда.
Ни Анюты, ни матери дома не оказалось. Я приняла душ и проспала до ужина. Мать явно хотела что-то сообщить, ожидая вопроса, как у нее прошел день. Она любила рассказывать с подробностями. Я не спрашивала. Наконец она не выдержала и сказала:
— Я взяла билеты, выезжаем через три дня.
Сама виновата. Могла сказать ей, что не еду с ними, раньше. Теперь, пока не будет сдан мой билет, я двое суток буду выслушивать упреки. И все-таки надо начинать этот неизбежный разговор.
— Извини, я задержусь на неделю.
— Я бы тоже задержалась, — тут же включилась Анюта. — И вообще, мне ваша деревня вот так настоебенила.
Мать отложила вилку.
— Что за выражение? Это же подзаборный мат!..
— Подзаборного не бывает. Пишут только на заборах, — возразила Анюта.
— Ты что, не понимаешь, что сказала плохое слово? — спросила мать.
— Слова — это только слова. Они не могут быть ни хорошими, ни плохими.