Майора Хамфри Кэрью можно было назвать шальным в обоих смыслах. Когда-то давно — в первом, а теперь почти уже во втором.
— Клянусь Вельзевуловой вилкой, это же Кэрью! — воскликнул я. — Какими судьбами?
Мерзавцу хватило наглости замахать на меня кулаком.
В последние несколько дней мы потеряли кучу времени, выставляя за дверь бесконечных недоумков-социалистов, и в конце концов Мориарти строго наказал миссис Хэлифакс не пускать к нам в приёмную тех, кого она сочтёт неплатёжеспособными. Женщина с её опытом может разок взглянуть на разодетого франта и точно сказать: в кармане у него ни гроша. Тогда как вы бы искренне поверили, что он получает не меньше пяти тысяч кусков в год, а фамильным серебром из его поместья можно целиком обшить боевой крейсер её величества. Значит, Кэрью показал ей свой капитал.
Мориарти, склонив голову, изучал посетителя.
Кэрью всё ещё потрясал кулаком и прямо-таки напрашивался на хорошую затрещину.
В дверях столпились миссис Хэлифакс, несколько впечатлительных девиц и парнишка, в чьи обязанности входило выносить ночные горшки. Все они попали под воздействие обаяния авантюриста Кэрью, и вид у них был необычайно взволнованный.
Шальной медленно разжал пальцы.
На его ладони лежал изумруд размером с мандарин. Свет заиграл на драгоценных гранях, и лица присутствующих позеленели от зависти, а в глазах вспыхнул зелёный алчный огонёк.
Ох уж эти драгоценные камни! Они куда как выразительнее банкнот и монет. Всего-навсего обломок породы, зато какой красивый. И благородный. И манящий.
Распутные голубки заворковали. Мальчонка-кокни с горшком в руках восхищённо воскликнул: «Господи ты боже мой!» А миссис Хэлифакс жеманно заулыбалась (какого-нибудь младшего сержанта такая улыбка испугала бы до смерти).
Лишь Мориарти, как обычно, не выказал никаких эмоций.
— Бериллий и алюминий, циклосиликат, — сказал он таким тоном, каким обычно зачитывают диагноз, — окрашен хромом или, возможно, ванадием. Твёрдость — семь и пять по шкале Мооса. То есть изумруд чистой воды, насыщенного цвета и хорошей прозрачности. Огранка посредственная, но её можно улучшить. Я бы оценил его в…
— Держите, — перебил Кэрью, — и покончим с этим.
С этими словами майор швырнул изумруд прямо в профессора.
Я бросился наперерез и поймал камень, издав вопль, достойный великого крикетиста и мошенника Г. У. Гилберта. Драгоценность теперь лежала в моей ладони.
С другого края мира, из далёкой горной страны, донеслись до меня завывания языческих жрецов: сладкоголосый изумруд пел не хуже сирены. Желание забрать его себе было почти непреодолимым.