Но мне ничего не приснилось.
Утром, когда я вышел из спальни, котище как ни в чем не бывало возлежал на диване. Он посмотрел на меня зелеными глазами и широко зевнул, показав белоснежные клыки и алый язык.
Я ничего не сказал, выглянул на кухню и увидел, что цветные кляксы с оконного стекла исчезли. Может быть, его мойщиком окон пристроить, а заодно и полотером – как он вчера помаду с паркета слизнул, и следа не осталось! Любо-дорого посмотреть.
Однако вслух я ничего не сказал – вид у кота был такой горделивый и неприступный, что связываться с ним не стоило. Свежо воспоминание, как отреагировала тень в отеле «Виржиния» на предложение убраться к чертовой матери раз и навсегда.
Приняв душ, я побрился, но зубы почистить не смог. Не было зубной пасты, да и откуда ей взяться, если она вся у котища в клыках, а я третий день из квартиры не выхожу? Если хотел почистить зубы, вчера нужно было пользоваться моментом, пока паста оставалась на оконном стекле.
Я оскалился и осмотрел зубы в зеркало. М-да… Там и понятия не имел, что их нужно чистить, а теперь без этого дня обойтись не могу. Два дня не почистил и вроде как не человек.
Выйдя из ванной комнаты, я в упор уставился на котища.
– Нагулялся?
Котище удостоил меня мимолетным взглядом, пренебрежительно фыркнул и с достоинством отвернулся, всем видом показывая, что не мое это дело. Не человечье.
– И как тебе уличные кошечки? Понравились? – продолжил подначивать я и нарвался.
Котище медленно повернул голову и одарил меня сквозь щели приоткрытых век таким мрачным взглядом, что мороз продрал по коже. Шерсть на котище стала медленно вздыбливаться, глаза наливаться красным светом.
Но я уже завелся и пошел напролом.
– Что, не нравится, когда твоими кошечками интересуюсь? А мне, по-твоему, должно нравиться, когда ты у моих кошечек коленки тискаешь?!
Начавший выгибаться дугой котище замер, внимательно посмотрел на меня, затем шерсть на нём разгладилась, в глазах растаял кровавый отблеск, и кот-тень снова улегся на диван.
– Надеюсь, мы друг друга поняли, – назидательно заметил я и ушел в спальню одеваться. Пора прекращать затворничество, да и без зубной пасты я чувствовал себя не в своей тарелке. Благоприобретенная привычка оказалась сильнее тамошнего воспитания. Точнее, его отсутствия, хотя по большому счету отсутствие воспитания тоже воспитание.
Одевшись, я прошел в кабинет, открыл вариатор, потянулся к клавиатуре… Но так и не включил. Стоял и смотрел на темный экран, не зная, хочу я видеть свое будущее или нет. Что-то надломилось во мне, и я не знал, к лучшему это или к худшему. Почти пять лет я скрупулезно просчитывал каждый свой шаг и настолько привык к ежедневному ритуалу общения с вариатором, что иной жизни не представлял. Мне казалось, что я был хозяином собственной жизни – как рассчитаю ее, таковой она и окажется. На поверку все оказалось иначе: моя жизнь зависела вовсе не от меня. Будет так, как решат в службе стабилизации. Когда судьба предопределена обстоятельствами – это одно, но когда она полностью находится в зависимости от чужой воли – совсем другое. Жутковато ощущать себя марионеткой в чужом спектакле. В таком случае лучше не знать, что с тобой произойдет завтра, послезавтра и будет ли вообще завтра.