Помимо всего, Гитлера при его изысканиях ожидало и некоторое разочарование, способное породить в нем сомнения в могуществе копья, в правдоподобии окружающей его легенды. Оказалось, что «на оригинал „копья судьбы“ претендуют несколько (!) аналогичных копий. Одно из них — в Ватикане». Отметим, что из определенных религиозно-этических и тактических соображений, а скорее всего опасаясь ошибки без конкретного подтверждения, власти Ватикана не претендуют на то, что именно он владеет тем самым копьем, которым было пронзено тело Христа.
Еще одно «копье судьбы» находилось в Кракове. Дотошный Гитлер выяснил, что «это — точная копия экземпляра, хранящегося в Венском музее, но без вставки в виде гвоздя». Третье копье обнаружилось в Париже, куда его доставил из Константинополя святой Людовик в XIII веке. Раздумывая над историей дубликатов, Адольф пришел к убеждению, что подлинное копье находится в Вене. Такое умозаключение посетило его скорее всего в минуты эмоционального возбуждения при решении этой загадки. Психологи и психиатры отмечают, что в такие моменты, перед долгим мысленным сосредоточением на одной идее, по воле подсознания желаемое невольно представляется действительным.
Человек, зацикленный на одной навязчивой мысли, долгое время лихорадочно ищет путь из логического тупика — и мозг в целях самозащиты от перенапряжения цепляется за наиболее вероятную и успокаивающую человека догадку. Это может произойти невольно как на сознательном, так и на подсознательном уровне, поскольку в периоды самоуглубления — при полутрансовом состоянии или сне — развивается и укрепляется дремлющая в обычном состоянии связь «сознание — подсознание».
Навязчивая идея может показаться истинной и в бодрствующем состоянии. К примеру, Сталин вроде бы в трезвом виде и при ясной памяти тем не менее был абсолютно убежден, что его окружают враги, желающие его смерти. Открыто в выражениях это не проявлялось, но психиатры последующих лет, проанализировав некоторые его высказывания в кругу государственных деятелей, пришли к убеждению, что Сталин страдал паранойей, он мучился манией преследования. Тоже самое стало все отчетливее проявляться в характере и поведении Гитлера, когда он укрепился у власти. Особенно же мания преследования завладела фюрером после крупных неудач на Восточном фронте и неудавшегося на него покушения в 1944 году.
Пожалуй, одним из первых близких знакомых Гитлера, заметивших в нем странные отклонения, был его уже упомянутый спутник юности Кубичек.
Попутно подчеркнем, что у лиц, склонных к мистике, выделяется и своеобразное отношение к любви: они либо в случае драматической отвергнутое™ становятся женоненавистниками, либо боготворят предмет своих воздыханий, невзирая на все его недостатки. То есть человек, верящий в запредельное, настолько ослеплен идеалом своего сердца, что считает воображаемое действительным и не допускает в истинности своих воззрений никаких сомнений. По свидетельству же Кубичека, он сам «никак не мог привыкнуть к резким переходам его приятеля от экзальтации, когда тот неистово о чем-то вещал, к приступам полного отчаяния, когда он отрицал все и вся». Алан Буллок приводит следующее признание Кубичека о поведении Гитлера: «Сравнивая с Линцем, — вспоминает Кубичек Гитлера в Вене, — он был совершенно неуправляем».