В семинарии и еще в некоторый период своей жизни, как отмечает Волкогонов, Сталин любил цитировать Библию. Странное пристрастие души, которой уже начало овладевать демоническое начало. Нам кажется, что Библия притягивала человека, тщательно скрывавшего свои жестокие, порочные черты, — притягивала своей мудростью, возвышенной одухотворенностью, неизъяснимой нравственной силой. Притягивала тем, чего не было в душе самолюбивого гордеца, ступившего на путь революционной борьбы. Волкогонов пишет: «На II съезде РСДРП, который проходил в Лондоне в церкви Братства (не жестокая ли ирония судьбы: разрушители собираются в храме?! — Лет.), Сталин в беседе произнес, что Священное Писание гласит: „Повяжи свою шею истиной и милостью“. И при этом пошутил (!), что милость ему вроде бы ни к чему, а истиной он должен еще овладеть».
В этой трактовке реалиста Волкогонова скрыта еще одна важная мысль мистического плана. Согласитесь, что даже в самых точных фактах всегда есть определенная недосказанность и более глубокий смысл. Так — ине без основания — считали древние мудрецы Греции. Речь идет о глубинной связи вещей, событий и человеческих действий в природе.
Говоря, что милость ему ни к чему, Сталин одновременно перед партийным собеседником подчеркивал свою атеистическую позицию и выказывал уже созревшее в тайниках души решение: добиться если не власти, то высокого положения в партийном движении, но, если потребуется, прийти к цели по трупам соратников. Это и стало происходить в реальности в 1929 году, когда Сталин почувствовал, что достаточно укрепился в партийных верхах, и пришел к выводу, что пора кончать с правой и левой оппозицией.
Прежде чем рассмотреть вопрос о психологическом состоянии Сталина в период проводимых им репрессий, рассмотрим заключительную часть его фразы о том, что «милость ему вроде бы ни к чему». Затем он сказал, что истиной должен еще овладеть. Какой истиной? В этом, кажется, заключается важный мотив к пониманию его дальнейшего душевного перерождения. Можно предположить, что в партийной беседе на II съезде РСДРП истину он понимал двояко: дальнейшее развитие марксистского движения в России и свою роль в нем, а также — истину проникновения в высшее руководство власти в случае успеха большевиков. А это уже был его глубоко личный вопрос, «святая святых высокомерно мстительной и властолюбивой натуры».
В портретах, данных Волкогоновым, Буллоком и другими авторами, Сталин, восходя по ступенькам партийного руководства, внешне выглядел убежденным атеистом. Однако Волкогонов тактично оговаривается при этом: «.отношение Сталина в личностном плане к Богу, думаю, остается его личной тайной». Добавим, что не все понятно и с отношением Сталина «к черному мистицизму». А ведь с этой позиции его безжалостное хладнокровие при устранении соратников в 30-е годы приобретает иное объяснение, иной оттенок — немного запредельный для привычного понимания поступков тирана. Пытаясь набросать его мистический портрет, обратимся к метафилософу Даниилу Андрееву. Он имеет свой взгляд на проблему поиска Сталиным «истины». В понимании Д. Андреева Сталин с юности был подвержен демоническому влиянию, которое с годами все усиливалось.