Ришелье был озабочен религиозным расколом во Франции вплоть до конца своей жизни. В 1640 году Мазарини обнаружил, что кардинал в минуты отдыха имел обыкновение кое-что записывать относительно важных дел. Это свидетельство было подтверждено посмертной публикацией в 1651 году «Тгаite qui contient la methode la plus facile et la plus assuree pour convertir ceux qui se sont separes de l’Eglise» (трактат, содержащий простейшие и надежнейшие методы обращения людей, оставивших церковь). В этой работе Ришелье остановился на основных догматах католической веры и попытался перетянуть кальвинистов, указав на различия их и лютеранских доктрин, а также собственные противоречия. В течение долгого времени кардинал желал организовать основательные дискуссии между теологами с обеих сторон, будучи уверен в том, что истина восторжествует и приведет гугенотов обратно в лоно католичества. Но его намерение не нашло поддержки в Риме, который не верил в успех обсуждений такого рода с еретиками. Ришелье все же продолжал надеяться. В сентябре 1641 года папский нунций Гримальди докладывал, что «лишь только мир был заключен, Его Высокопреосвященством всецело завладела мысль обратить французских еретиков в католическую веру и потому он нынче пытается ускорить процесс, желая, чтобы это произошло не только силой страха, но силой убеждения и благодаря священнослужителям, следуя за которыми, люди с легкостью обратятся к истинной вере».
Но мир с Габсбургами при жизни Ришелье не был заключен, потому-то он и не мог начать решительное наступление, которое привело бы к религиозному единству.
Глава 6
Внешняя политика Ришелье
(1624–1635)
Внешнеполитические дела занимали немалое место в карьере Ришелье как государственного деятеля. Одной из его целей, как отмечено в «Политическом завещании», было стремление возвысить репутацию короля среди иностранных держав до надлежащего уровня. Далее в той же работе Ришелье подчеркивал необходимость непрерывной дипломатической активности. «Абсолютно необходимо, — писал он, — для блага государства неустанно, явно или тайно вести переговоры всегда и везде, даже там, где результаты не слишком обнадеживают».
Стремление Ришелье осуществлять внешнюю политику неизбежно обусловливалось положением дел внутри Франции: финансовые средства, которыми располагало правительство, не давали возможности проявлять инициативу одновременно во многих местах, особенно если это было сопряжено с необходимостью военной поддержки. Долгое время действия за границей сдерживались в связи с гугенотским мятежом в Ла-Рошели. После его подавления у кардинала были развязаны руки в отношениях с иностранными державами. Радость по поводу наконец-то обретенной свободы была отражена в памятной записке королю от января 1629 года: «Теперь, когда Ла-Рошель пала, — писал он, — король может стать самым могущественным монархом на свете, если пожелает того…». Однако на этом этапе Ришелье был более озабочен тем, чтобы сдерживать активность испанцев в Италии, нежели беспокоиться по поводу усиления власти императора в Германии. «Наша единственная, непременная задача, — писал Ришелье, — ограничить рост могущества Испании». В то же самое время он был убежден в необходимости проведения масштабной внешней политики: «Франция должна позаботиться об укреплении своего внутриполитического положения и о проникновении во все сопредельные страны, с тем чтобы защитить их от испанского диктата, когда тому представится случай… Мы должны подумать об укреплении обороны Меца и о том, чтобы добраться до Страсбурга для обретения выхода в пределы Германии. Но, — продолжал он, — этого можно будет достичь лишь в течение долгого времени, проявляя величайшую сдержанность и действуя осмотрительно и тайно».