Невредим был лишь кабинет Ивана Лиханова, расположенный на втором этаже. Сейчас здесь происходил допрос задержанного. На подоконнике сидел Буслаев. На табуретке — заросший щетиной мужчина, называвший себя Архаровым. Буслаеву не было и двадцати пяти. Архарову — чуть больше тридцати лет. Делая вид, что его ничто не тревожит, он уставился в потолок. На самом деле, человек этот узнал Буслаева и был обеспокоен тем, как бы тот не опознал его. Но еще больше хотел знать, какими материалами на него располагает лейтенант, известна ли его настоящая фамилия, какая участь ждет его впереди. И уже, в зависимости от этого, он мог бы строить свое поведение на допросе.
Буслаев пристально вглядывался в лицо задержанного осодмильцами, стремясь понять психологию этого человека, проникнуть в его мысли, для чего и вопросы ставил соответственно, и внимательно выслушивал ответы на них. В какой-то момент ему показалось, что где-то его встречал. Но где? Когда?
— Архаров… Предположим, я вам поверил на слово, произнес он. — Но в таком случае…
— На любые другие вопросы я отвечать отказываюсь! — решительно заявил допрашиваемый.
— Ну, что же… Нетрудно ведь и проверить.
— Будете пытать? — перекосилось лицо Архарова.
— Отвечать не желаете, а вопросы задавать можете. Нелогично как-то получается… Да нет, пытать не стану. Пытки не мой метод. И знаете почему?
— Боитесь, что за меня могут отомстить те, кто на свободе?
— Да нет. Риск — моя профессия… Просто рукоприкладство было бы унизительно для нас обоих… Лучше скажите честно: за какую идею вы решили положить свою голову, сражаясь на стороне бандитов?
— Идею… Я подался в лес, чтобы избежать мобилизации в Красную Армию. Клянусь, это правда! — Архаров перекрестился. — А к Краковскому примкнул… Так там все такие, как я. Дезертиры. Ну и, если хотите, мне близки его идеи и то, к чему он стремится.
— Чтобы устрашать население и грабить его, Краковский прибегает к террору, а он всегда безыдеен.
— Террор… Это Сталин, а не Гитлер и не Краковский принес российскому народу страдания, а стране — опустошение.
Буслаева такое сравнение обожгло. Он помнил предвоенные годы, помнил судебные процессы, происходившие над видными деятелями партии и государства. Ходили разговоры и о массовых арестах рядовых граждан. Но причем здесь Сталин? Берия уверял, что все это — враги народа. Они были и в органах НКВД, но тогда же от них и избавились.
— Вы неплохой пропагандист, Архаров. Чувствуется школа Геббельса.
— Чего вы от меня добиваетесь? Чтобы я взял вину других на себя? Не добьетесь этого. Каждый сам за себя в ответе перед собой, перед Господом нашим.