— Она!
— Ясно, Перовская!
— А где же Фигнер? Не в левом ли оконце? Там личико потемнее.
— У мужиков‑то физиономии совсем исхудалые.
— Посиди‑ка две недели в застенке!
Студенты посылали в окошечки кареты и блондинке, и брюнетке воздушные поцелуи, а при виде мужчин сжимали кулаки: держитесь, мол, мы с вами.
Однако белокурое голодное личико больше притягивало внимание. Студенты толкались промеж собой, стараясь поближе протиснуться к карете. Но близко было нельзя: солдатские спины, штыки. Да и оголенная сабля штабс-капитана угрожающе поблескивала; он пребывал в самом рабочем состоянии, при фляжке, к которой время от времени прикладывался. Это веселило студентов.
— Какова власть, а, Савва? — толкал локтем правовед Сашка, принесший в университет забавную фамилию: Амфитеатров.
— Амфи! Ты мне весь бок истыкал, — пытался урезонить дружка татарского вида студент.
— Хан, смотри, как бы по-настоящему не намяли нам бока.
На дороге катавасия между тем завязалась. У Армянского переулка Маросейку перегородила целая вереница дрог. Обоз тащился по своим делам и знать не хотел тюремных карет.
— О-очистить дорогу! — не успев хлебнуть из фляжки, сердито закричал штабс-капитан.
В отличие от скуластого студента, возчики были настоящие татары. Они и русского-то языка не понимали. Навалили бревен на крепкие дроги да и правили, куда велел хозяин. Маросейка стала непроходимой. Собравшаяся публика заулюлюкала. Извечные московские дворняжки, оказавшиеся тут как тут, с громким лаем крутились под ногами лошадей, которые и без того налезали друг на друга. Армянский переулок был узок, бревна на развороте чиркали по стенам домов, возмущенные хозяева и дворники выбегали с дубьем. Штабс-капитан напрасно драл глотку, а конвойным что идти, что стоять — стоять даже лучше. Те еще солдатики оказались! Явно не бывали на Шипке: в переполохе, пока махал сабелькой их капитан, даже косушки из рук в руки передавали. Что они, хуже своего капитана?
Студенты громко ликовали:
— Молодцы, татары: в един миг баррикаду устроили!
— Чего же смотрит наш Илья-Громовержец? Место удачное.
— Ага. Лошадей выпрячь, дверцу кареты выломать — Софьюшку на руки!
— А штыки?
— Штыки пьяные.
— Ну, не скажи. И все‑таки? Громовержец, пора!
Илья Тиханов пробился в кружок слишком горячих голов. Длинные черные волосы его выплескивались из‑под широкополой шляпы, вздувались по ветру. Но голос был успокаивающий:
— С ума сошли! Да нас здесь сами извозчики кнутами измочалят. Татарва, что им! Надо поближе к университету. Там и подмога будет.
Его услышали в карете. Из окошечка, почему‑то наглухо не закрытого, послышался капризный голосок: