А как не надорваться? Стачка, начавшаяся седьмого января, продолжалась, почитай, весь месяц. Кого угодно разорит. А тут еще началось судебное крючкотворство. Человек шестьсот по тюрьмам да Сибирям рассовали, но нашлись же и у фабры адвокатишки! За ради какой‑то идеи в защиту встали. Известное дело, праведной славы захотелось. Звон-гром на всю Россию. Кто после того захочет иметь дело с Морозовым? Даже дружок Саввушкин, Амфитеатров, в суворинской газете на Морозова ополчился; в силу входил, в мутной воде рыбку ловил!
Так думала Мария Федоровна, но пайщикам думалось совсем о другом: о своих запропавших доходах. Возвращение из Англии молодого Морозова они восприняли как спасение от всех бед. Они‑то и настояли, чтоб Тимофей Саввич, теша свою хворобу, передал дела сыну, у которого в корне те же имена, да только наоборот: Савва Тимофеевич.
Можно бы и поартачиться, но он не забыл, как после второго процесса, признанный главным виновником беспорядков, упал прямо в зале владимирского суда, не дойдя до своего места. И было это не только падение тела — падение души, что страшнее всего.
Так что даже лихая женитьба молодого Морозова не могла отринуть от него пайщиков. Да и кто пайщики? Те же Назаровы, Кондратьевы, которые искони привыкли в рот хозяину смотреть. Тем более что основные‑то паи, то есть капиталы, были под его рукой да под пухлой ручкой супружницы Марии Федоровны. Почувствовав себя поистине плохо, он и свою часть почти всю на нее отписал, сыну оставив лишь самую малость. Пусть самолично зарабатывает.
Савва ничего не имел против этого. В Кембридже, и особенно в Манчестере, он познал, как ставить ткачество на английский лад, и сейчас жаждал одного: свободы. Единое выговорил:
— Хорошо, мой дражайший родитель. Я берусь за наше семейное дело. Один уговор: не толкайте меня под локти. Сами с усами, — на татарский лад подмигнул родителю, оглаживая свои косоуглые усишки.
Родитель всегда подспудно чувствовал вину за испорченную морозовскую породу. При всех английских костюмах и манерах в облике Саввушки все‑таки проступало нечто азиатское, мордовское. Университеты сгладили косоглазость и речь, но все же не могли изменить внешность. В свое время Тимофей Саввич, находясь в трудном положении, покусился на капиталы, а не только на дочь тароватого волжского промышленника — вот те и на возьми! До сих пор косоглазит маленько Саввушка. Ну, да ведь с лица не воду пить? Главное, чтоб косорукости в делах не было.
То же самое и супружница, Мария Федоровна, сказала:
— По косой дорожке Саввушка не пойдет. Прямехонек он. Что само по себе тоже опасливо. Да ведь иного выхода нет, Тимоша.