— Э-эх, выручать надо!
Ворота снова открыли. Студенческая толпа смяла охотнорядцев и освободила своих недотеп.
У студентов появились в руках револьверы. Нашелся и запропавший Илья-Громовержец — угрожающе целился в каждого настырно лезущего мясника. Савва с некоторых пор тоже носил при себе револьвер, стал его вытаскивать, но Амфи придержал руку:
— Брось! Тебе угодно, чтоб полиция сочинила сказку, будто мы хотели стрелять в толпу?..
Савва одумался:
— Верно. Ты юрист-законник!
— Не нравится мне, как фанфаронит Илья. С чего бы это?..
— Наложил тогда в штаны, так теперь храбрится.
— Во-во! Будет повод закрыть университет. Вон, ректор приехал.
— Не позволим!
— Каким образом, законник?
— Просто — не признавать университет закрытым, ходить на занятия.
Стало ясно, что они были спрятаны в Манеже на всякий случай. Сейчас отцы- командиры подгоняли их. Пора, мол, поразмяться.
Но и казачки, выскакивая из Манежа, не знали, что делать. Охотнорядцы не оправдали надежд. Вместо тихого избиения студиозов вышел безобразный уличный скандал. По Москве полетели тревожные слухи. Убитых студентов считают‑де сотнями, как и профессоров. Дожила Москва до веселого дня!
Власти растерялись. Казачки стали оттеснять охотнорядцев от университета по собственному решению. Надоели им мордастые мясники да рыбники.
— У-у, оглоеды! — махал на них саблей сотник.
Охотнорядцы настроились с утра, чтоб бить, — теперь их били. Сзади — казаки, спереди — студенты. Не иначе как господа купцы дали обер-полицеймейстеру взятку — их чада тоже бузотерили. Все чаще звучала фамилия гласного городской Думы:
— Морозов!
— Он, заморозь его Мороз!
— Подмаслил ради сынка.
Могли и другие фамилии вспомнить — Алексеева, Найденовых, Прохоровых, Мамонтовых, других первостатейных купцов. Но почему‑то все больше кричали:
— Тимошка Морозов, раздери его!
— Ради сынка христопродавец нас продал!
Савва слышал, как честили его родителя, но лишь посмеивался, работая кулаками: ничего, пускай батюшка почешется. Они тут и сами с усами. С мордоворотами как‑нибудь управятся.
Охотнорядцы никого не могли выдернуть из студенческого, откатывавшегося к университету круга, но мордас все‑таки много поразмазывали. Когда последние защитники во главе с Саввой заперлись за университетской железной оградой, впору было госпиталь открывать. Позвали уже всерьез:
— Эй, где там трусливые клистиры?
На утренней сходке, где решено было отбить перевозимых с вокзала народовольцев, медицинский факультет клятвой Гиппократа, как бабьей юбкой, трусливо прикрылся. Теперь стыдливо бежали с носилками и со всеми прочими причиндалами, может, и с клистирами. Выделялся молчаливый, долговязый студент: без лишних слов расстелил на парадных ступенях синее покрывало и деловито расстегивал походный саквояжик. Из бедных, раз уже с первого курса подрабатывал в больницах. При виде его сосредоточенной физиономии гнев воинственных бузотеров стал угасать. Сашка Амфитеатров дружески попросил: