Отец внимательно слушал учителя. Этот человек порой был сплошной загадкой для отца. То он вроде весь прост — как на ладони, а то… Вот, оказывается, даже в столицу ездил. Зачем — неизвестно. Только усмехается. И на какие шиши ездил?.. Или взять эту игру с Гаврилой. Всячески делает вид, что Гаврилу за старшего считает. Даже наскоки его сносит. А ведь Гаврила малограмотен, и газету читает через пень колоду. Без Марчука, как говорил не раз отец матери, Гаврил — пустое место, дырка от бублика.
— Одно знаю, — неторопливо заговорил отец, —ссориться вам пегоже. Самое это распоганое дело. Вас теперь всего‑то двое. Ты, Гаврила, помиркуй. Политика — не лапоть плести! И язык не кочедык. Кулачье вцепилось в жизнь, как вошь в кожух. В одночась можно все испортить по горячке. Я отчего отошел? Оттого, что был горяч. Головой горяч. А надоть — сердцем горячим. Так, бывало, миркувал штабс–капитан мой, Шаповалов…
Марчук слушал отца, улыбался в подстриженные усы; в глазах его прыгали лукавые искорки. Словно любимому ученику задал тяжелую задачу, а теперь с любопытством следил, справится или не справится?..
— Я вот тоже читал и думал про товарищество… Оно, конечно, — продолжал отец, — взять туда и богатеев — оно заманчиво. И скота самолучшего, и семена ядреные. Держись, веселись, с ног не свались!.. А подумаешь — не политика, нутряная неосновательность. Почему богатый — богат? Что он, лучше нас работник–заботник? Ни хрена! Дай мне волов Василя, — разве у меня будет такой достаток? Он у меня третий сноп берет каждое лето… А стал бы я, к примеру, на его месте брать третий сноп? Ни в жисть. Поэтому я и бедняк… Совесть!
Слово — оно просто сказать… Я за СОЗ, но брать в него надо только бедных. По совести! Иначе СОЗу тому — не… существовать.
— Заздря так, Карпуша, гутаришь! — отозвался остывший Гаврил, — Без крепких мужиков СОЗ сам себя не прокормит.
— Вы оба по–своему правы, —вставил Марчук, —но слова говорите не те. Нужен классовый подход.
— А кто, кто класс? Терентий али Василь? — запетушился Гаврил. — Как его класс‑то в прозор увидеть? А хозяйство их — это я вижу.
— А очень просто, — сказал Марчук. — Терентий — классовый враг. Хоть бы и просился в СОЗ, его пущать нельзя. Может, и прикинется заботником, а случай не упустит. От его же руки красным петухом пропоем.
— Ну да! Хватил! — вскочил со скамьи Гаврила.
— Не веришь?.. Дай срок. Еще кое‑что узнаешь про Терентия.
— А что, а что?.. Говори, что знаешь. Тут не чужие.
Но только вытянулись шнурочком губы под подстриженными усиками учителя, загадочно глянул на отца.