На черно–белом портрете — Григорий Иванович Петровский, всеукраинский староста.
Марчук охотно объясняет дидусю, кто на портрете и в чем работа этого человека в роговых очках.
Дидусь Юхим только изумленно подергивает своей козлиной бороденкой. Он с искренним сочувствием смотрит на Григория Ивановича Петровского, на его крестьянское лицо и интеллигентские очки: шутка ли сказать, сколько дела у председателя ВУЦИКа! Один бог знает, как только этот человек успевает управляться со всеми делами!
Но вот уже и плакат, и портрет прибиты к стенам. Чтоб прочно держались, под головки гвоздочков Марчук положил сложенные во многократ обрывки газеты. У школьниц–активисток, которые мечтают стать комсомолками, очень торжественные лица. Хотя вся работа их была в том, что подавать Марчуку то молоток, а то гвоздок и еще отходить к порогу смотреть — «не косо ли». Они чувствуют себя уверенней, как всякий человек после сделанного серьезного дела.
На дворе стало еще шумней. К гармонике Грицька присоединилась скрипка. Немного визгливо, с надрывом и тоненько–тоненько, но от души заливается скрипка.
Оказывается, жених и невеста прибыли из церкви. Музыка — нечто вроде встречного марша. Возле молодых сидят уже посаженые отец и мать — Терентий собственной персоной и его часто хворающая супруга — желтая и сухая, как жердь в старом плетне. Даже шелковая блузка и батистовый платок на голове с трудом скрадывают эту бледность. Тонкие губы Терентихи то и дело изгибаются в болезненно–виноватой улыбке. Удивительно, что своенравный и крутой Терентий во всем слушается этой «жерди», жены своей! Бабы поэтому, да еще, может, взяв в расчет постоянную хворость Терентихи, ухаживают за нею. Подкладывают ей ее нее капусту, ее же огурчики и кныши-пирожки из ее же муки.
Ну что там Терентиха! Посмотрите на Степана и Горпину. Сколько в них достоинства, сдерживаемой торжественности — точно всю жизнь только и делали, что изображали на свадьбах жениха и невесту! Как нарядно выглядят они в своем красном облачении. Мать, приняв в соображение беременность Горпины, не поскупилась на припуск; кофта на невесте то и дело пузырится, вздувается от ветерка, но это ничуть не огорчает счастливую Горпину. Марчук и Гаврил, отец и Симон сидят скромно в дальнем углу стола. Впрочем, Терентий наотрез отказывается говорить речь–напутствие новобрачным, и Гавриле приходится пересесть в середину, против молодых.
Гаврила, судя по всему, успел уже хватить чарку–другую и язык плохо слушается его, он, видно, забыл, что он на свадьбе, а не в сельсовете и долго говорит про «политику Советской власти на данном историческом этапе», говорит путано, а может, даже и вовсе не то, что надо. Я это вижу по недовольным лицам отца и Марчука. Они о чем‑то перешептываются, и Марчук встает с глиняной кружкой в руке, просит слово. Против ожидания, Гаврила охотно уступает слово учителю, хотя сам, уронив голову на грудь, не садится, слушает. Марчук желает счастья молодым, благодарит мир за помощь, за то, что в селе — дружба и взаимная выручка.